Аскольдова тризна. Владимир Афиногенов
до ее лесной халупы.
Но гроза вдруг скатилась за лес, и ветер перестая раскачивать верхушки деревьев. Озлилась старуха и решилась на последнее средство: поймала жирного черного таракана, посадила себе на щеку – почувствовала, как место под ним начало леденеть, а когда сняла насекомое, осталось на лице белое пятнышко. Опустила таракана в горшок с водой и сказала:
– Поди, таракан, на воду, подними, таракан, севера!
Хоть шалоник на море разбойник, а севера – ветер с Ледяного океана – все же похлеще!
Еще какое-то мгновение черный усач держался на воде, а затем бульк! – и пошел ко дну. Тут уж Листава не то что пуще озлилась, а пришла в дикую ярость: сорвалась с места, раззявила противный рот и издала звук, похожий на шипение нескольких змей. Потом закружилась по избе неуклюже – каракатицей – и громко вскрикнула. Филин, ссутулившийся в углу на дубовом пне, встрепенувшись, заухал – только тогда старуха-ведьма в бессилии опустилась на лавку.
– Зову, но упыри не делают бури… Боятся! Знать, бог людей, едущих ко мне, сильнее…
Она взяла со столешницы деревянную миску с кашей и сунула ее под клюв птице. Филин клюнул разок-другой и отвернулся.
– Недоволен, негодник! А сделать больше я ничего не могу…
«Можно бы, как раньше, обратиться к берегиням, – подумала Листава. – Но они живут во владениях добрых духов, а дорога туда для меня закрыта с тех пор, как однажды по дурости я воззвала к упырям… Поэтому филин мной недоволен… Зараза!»
Подошла к пню, схватила птицу за хохолок и выбросила наружу. Что-то наподобие порыва ветра прошлось по верхушкам деревьев, но затем все успокоилось.
«Жалко Бубуку-филина, но рядом его теперь держать нельзя. Будет напоминать уханьем о берегинях… Ладно, лети в свои лесные владения. Может, встретимся…»
Сердце Листаву не обмануло – не покинули его ведические силы, не предали чаровницу, как это сделали упыри, не смогшие или не пожелавшие содеять бурю. Поэтому ближе к пабедью[25] беспрепятственно наехали на избу ведьмы два человека из Старой Ладоги – люди Водима Храброго – и приказали Листаве с колдовскими причиндалами – бычьим рогом и пеплом от сожженных жаб – отбыть к «морскому королю».
Водима и в Старой Ладоге его дружинники по-прежнему называли «морским королем», конунгом, хотя их дракарра «Медведь» давно стоит на якоре у истока Волхова – с тех пор, как Рюрик позволил причалить сюда. Да, Водим – конунг, но, перебравшись с палубы на землю и обосновавшись на ней, он теперь скорее «вождь, раздающий кольца», то есть щедро дарящий воинам драгоценности.
По древним поверьям норвежских викингов выходило, что вместе с подарком вождь передавал частицу своей храбрости и удачи. Поэтому каждый дорожил подношением. А через это воин еще больше привязывался к повелителю. Чего и надо было последнему. Потому и не скупился.
«Крупинку храбрости я отдам дружиннику не задумываясь. А что касается удачи… Ею поделиться можно тогда, когда она сопутствует тебе… Она же от меня, кажется, отвернулась, – размышлял