Дорогой ценой. Элизабет Вернер
на него. Почему он не пытался энергичным натиском сломать преграду, разделявшую их? Почему держался на таком почтительном отдалении? Почему не писал ей? Габриэль была слишком неопытна, чтобы оценить нежную заботливость, с которой Георг избегал всего, что могло бросить на нее хоть малейшую тень, и не понимала, что он предпочитал скорее переносить разлуку и быть вдали от своей любимой, чем предпринять что-либо, что могло скомпрометировать ее.
– Что, Габриэль, ты стараешься разгадать тайну «Ключа ундин»? – вдруг раздался голос позади нее.
Девушка быстро обернулась – перед ней стоял барон Равен. Вообще он редко заходил в сад – у него не было ни времени, ни желания для уединенных прогулок. И сегодня его привело сюда, вероятно, что-нибудь особенное, так как, подойдя к фонтану, он начал внимательно осматривать его.
– Ну, дядя Арно, с этими тайнами ты, должно быть, лучше меня знаком, – смеясь, ответила Габриэль. – Я ведь здесь еще чужая, а ты уже давно живешь в замке.
– По-твоему, у меня есть время заниматься детскими сказками?
Презрительный тон, которым были произнесены эти слова, рассердил молодую девушку.
– Неужели ты никогда не любил детских сказок? – спросила она. – Даже когда был мальчиком?
– Даже и тогда. У меня и в то время было о чем подумать. Однако, несмотря на это, я шел сегодня именно к «Ключу ундин». Я приказал сломать его и засыпать источник, но прежде счел нужным убедиться, не пострадает ли от этого сад.
Габриэль испуганно вскочила и возмущенно воскликнула:
– Уничтожить фонтан? Зачем?
– Да в конце концов мне надоел беспорядок, связанный с ним. Никак не искоренить смешного суеверия: несмотря на мое строгое запрещение, все продолжают тайно черпать воду из фонтана и тем самым дают новую пищу людской глупости. Пора покончить с ней, а это возможно лишь путем уничтожения предмета суеверия. Жаль только, что приходится принести в жертву старую достопримечательность замка.
– Но тогда сад лишится самого лучшего своего украшения! Именно шум уединенного фонтана придает ему особенную прелесть. Неужели светлую серебристую воду навсегда загонят в мрачную землю? Это ужасно, дядя Арно! Я не перенесу этого.
– Ты не перенесешь? – спросил Равен, пристально глядя на девушку. Однако это не был тот грозный, повелительный взгляд, которым он умел пресечь всякое противоречие. По лицу барона даже скользнула улыбка. – В таком случае, конечно, не остается ничего другого, как взять назад свое приказание; правда, это было бы со мною впервые… Неужели, дитя мое, ты можешь подумать, что я пожертвую своим решением ради твоих романтических бредней?
Он опять снисходительно улыбнулся, что всегда приводило Габриэль в совершенное отчаяние. Выражение «дитя», естественно, не исправило дела. Глубоко оскорбленная в своем семнадцатилетнем достоинстве, она предпочла вовсе не отвечать и удовольствовалась возмущенным взглядом на опекуна.
– У