Фея Альп. Элизабет Вернер
впечатление, но Тургау не дал ему заговорить.
– А вот и Алиса! – воскликнул он. – Здравствуй, дитя! Наконец-то мы видим тебя! Однако какой же вид у тебя, девочка! Ни кровинки в лице! Настоящий заморыш!
С этими «лестными» словами он направился к молодой девушке с намерением заключить ее в объятия, но баронесса Ласберг, резко бросив «Извините!», так решительно стала между ним и Алисой, точно он покушался на ее жизнь.
– Ну-ну, я не сделаю ничего дурного своей племяннице, – сердито проговорил Тургау. – Вам незачем с таким страхом охранять ее от меня, словно овцу от волка. С кем имею честь?..
– Я – баронесса Ласберг! – объявила она, делая ударение на титуле. Ее осанка выражала ледяной отпор, но здесь это не произвело действия: барон добродушно схватил протестующе вытянутую руку и потряс ее так, что дама чуть не лишилась сознания.
– Очень рад, чрезвычайно рад! – воскликнул он. – Обо мне уже доложили, а это – моя дочь… Эрна, что ты там стоишь, как чужая? Не хочешь, что ли, поздороваться с Алисой?
Эрна медленно подошла; мрачное выражение исчезло с ее лица, когда она взглянула на свою молодую родственницу, которая покоилась на подушке, такая слабая и бледная, она вдруг бурно обняла ее и воскликнула:
– Бедная Алиса! Как мне жаль, что ты больна!
Алиса не ответила на объятие, но когда цветущее личико прижалось к ее бесцветной щеке и свежие губки прикоснулись к ней, а искренний голос долетел до ее ушей, по апатичным чертам девушки промелькнуло что-то вроде улыбки, и она тихо ответила:
– Я не больна, а только устала.
– Пожалуйста, баронесса, не так порывисто, – холодно сказала госпожа Ласберг. – Алису нужно очень беречь: у нее в высшей степени чувствительные нервы.
– Что у нее? Нервы? – спросил Тургау. – Это тоже одна из городских привычек! У нас в усадьбе о такой штуке и понятия не имеют. Приехали бы к нам, даю вам слово, через три недели у вас обеих не останется ни одного нерва.
– Я и сама так думаю, – ответила баронесса, бросая на него негодующий взгляд.
– Пойдем, Тургау, оставим девушек знакомиться: ведь они не виделись несколько лет, – сказал Нордгейм, которого покоробила грубость шурина, и жестом пригласил его в соседнюю комнату. В эту минуту Эльмгорст, деликатно удалившийся в оконную нишу во время семейной сцены, вышел оттуда и стал прощаться, причем Нордгейм должен был представить его своему родственнику.
Тургау тотчас вспомнил это имя, которое коллеги молодого инженера поминали с не слишком лестными эпитетами. Он смерил «карьериста» взглядом, и подкупающая наружность последнего, казалось, только усилила его недоверие к нему. Эрна равнодушно обернулась, но вдруг с удивлением отступила назад.
– Я не в первый раз имею честь встречаться с баронессой Тургау, – сказал Эльмгорст, подходя с учтивым поклоном. – Баронесса была так добра, что проводила меня, когда я заблудился на склонах Волькенштейна. Впрочем, ее имя я узнаю только теперь.
– Так вот кто