Мираж. Элизабет Вернер
е, что много раз виданное, знакомое зрелище казалось совершенно новым и особенно интересным.
На заднем плане длинной, светлой, сверкающей полосой расстилался город – целое море улиц, дворцов и домов, из которого выступали многочисленные купола мечетей, стройные, изящные минареты и группы высоких пальм, а над всем этим на возвышении своими башнями вздымалась цитадель. Это был Каир, утопавший в жгучих лучах африканского солнца, а над ним простирался небесный свод такой густой, ослепительной синевы, какой не знает даже южная Европа.
В толпе, теснившейся за барьером скакового поля, можно было встретить представителей всех народов и племен Востока; она пестрела оригинальными фигурами в живописных, фантастических национальных костюмах, яркими, кричащими цветами, желтыми, коричневыми, черными лицами со жгучими темными глазами, которые то устремлялись на всадников, собравшихся у старта, то обращались на трибуны.
Здесь под широким тентом собралась вся знать Каира, общество, пожалуй, не менее пестрое по составу, чем толпа внизу, у барьера. Рядом с представителями высших кругов туземного общества налицо была вся колония иностранцев, живущих в городе, а вместе с ней сюда же устремился и широкий поток европейцев-туристов, привлеченных в Египет страстью к путешествиям или же необходимостью поправить свое здоровье. Здесь можно было встретить представителей всех наций, здесь царило смешение языков; северяне и южане слились в одну толпу; рядом с самыми роскошными, изысканными туалетами виднелись простые дорожные костюмы; и глаз, и ухо – все говорило о том, что находишься в одном из больших центров Востока, куда стекаются иностранцы.
Перед трибунами стояла группа мужчин, с жаром толковавших о предстоящих скачках; они горячо спорили об их предполагаемом исходе; очевидно, мнения разделялись. Наконец один из них, только что подошедший английский полковник, уверенно заявил:
– Я могу заранее предсказать исход, господа: первым придет Бернрид на своем Дарлинге.
«В самом деле?» – «Это – еще вопрос!» – «Вы считаете это вполне решенным делом?» – раздалось со всех сторон.
– Еще бы! Я знаю Дарлинга; он – превосходный скакун. Желал бы я только узнать, как умудрился Бернрид добыть эту великолепную лошадь. Я с удовольствием приобрел бы ее, но для меня цена была чересчур высока. Он купил ее неделю тому назад.
– Только едва ли заплатил, – вставил молодой офицер тоже в форме английской армии. – Этот немецкий барон одарен грандиозным талантом всюду оставаться должным, хотя у него нигде больше нет кредита.
– В этом вы ошибаетесь, Гартлей, – возразил полковник. – В данном случае ему поверили, потому что Бернрид известен как лучший наездник, и если он поедет на Дарлинге, то почти не может быть сомнения, что выйдет победителем. Ведь большинство держит пари за Дарлинга. Вы тоже за него, лорд Марвуд?
Он обратился к господину, который стоял рядом, слушая, но не принимая участия в разговоре; он и теперь не счел нужным ответить, а только слегка утвердительно кивнул головой.
– Френсис, я думал, что ты будешь держать на Фаиду германского генерального консула, – сказал Гартлей. – Есть у нее шансы? Ты должен это знать, потому что часто бываешь у фон Осмара.
– Никаких, – соблаговолил, наконец, промолвить лорд Марвуд. – Фаида ни разу не участвовала в скачках и вообще еще недостаточно тренирована. Но мисс Зинаида непременно хотела видеть свою любимицу на скачках.
– И, несмотря на это, ты поставил не на Фаиду? – шутливо спросил молодой офицер. – Конечно, ты проиграл бы, но это никоим образом не унизило бы тебя в глазах дамы твоего сердца, а даже напротив.
По-видимому, шутка не понравилась молодому лорду, в ответ он не проронил ни звука.
Френсису Марвуду было лет под тридцать. Это был высокий, стройный мужчина с правильными чертами лица, безусловно, имевшими право считаться красивыми, со светлыми, несколько тусклыми глазами и густыми пепельными волосами – настоящий тип англичанина-аристократа. Его манера держаться, речь, движения – все было холодно-чопорно и размеренно; внешность молодого человека могла бы быть очень привлекательной, если бы не холодная, высокомерная сдержанность, составлявшая отличительную черту его характера и ярко выделявшаяся даже в его обращении с соотечественниками и равными ему по происхождению людьми.
– Ну, едва ли какая-нибудь лошадь может соперничать с Дарлингом, – снова заговорил полковник. – Кто едет на Фаиде?
Лорд Марвуд пожал плечами и ответил пренебрежительным тоном:
– Совершенно неизвестная личность, совсем еще мальчишка, которого привел Зоннек и который, по всей вероятности, ничего не смыслит в верховой езде.
– Ах, тот молодой немец? – воскликнул Гартлей. – Как его зовут? Я забыл его фамилию. Во всяком случае это – красивый, смелый юноша, и, конечно, он умеет ездить, иначе Зоннек едва ли взял бы его с собой в экспедицию в центральную Африку. Знаменитый исследователь Африки очень разборчив насчет своих спутников.
– Может быть, для экспедиции в пустыню он и годится, но нельзя же вводить в дом, подобный дому Осмара, первого