Вселенский стриптиз. Ольга Степнова
тонкостей! Голый мужик, он и в Африке голый мужик. И раздевается он всегда с одной целью…
– Ты своих авторов повнимательнее читай. – Нора постучала ногтем по мокрой рукописи. – У них, как правило, все такие тонкости подробно описаны.
– Тошно, ох, тошно, мне иногда их читать, – вздохнула Дина, промакивая продырявленной, мокрой страницей накрашенные губы. – Особенно молодых и даровитых. Но идея со стриптизерами и кутежом мне нравится! Очень нравится!
– Вот на Восьмое марта разврат и назначим! И вот еще что… – Нора убрала со стола чашки, небрежно смахнула крошки и села в кресло, скрестив вызывающе длинные ноги. – Ты отпуск возьми недельки на две. Чтобы Змей хорошенько прочувствовал твое настойчивое присутствие в спорной квартире. А то он слишком хорошо устроился! Ты на работе сутками пропадаешь, а он балконы стеклит!
– У меня Пруткин! – Дина сгребла со стола листы и потрясла ими в воздухе. – Вот, детектив, блин! Тут пятнадцать авторских, читать – не перечитать. Я его давным-давно сдать должна, какой, к черту, отпуск!
– Пруткина я пристрою Егоровой. – Нора отобрала у Дины многострадальную рукопись и постучала ею о стол, сбивая в аккуратную стопку. – Пруткина отдаем Егоровой, ты отправляешься в отпуск, я увольняюсь, и мы готовимся к празднованию международного дня еврейских блудниц!
– Какого дня? – не поняла Дина.
– Ты же знаешь, что в нашем издательстве Восьмое марта за праздник не признается и является рабочим днем! А почему?
– Почему?
– Да потому что генеральный объявил Розу Люксембург и Клару Цеткин великими еврейскими блудницами! Он не желает праздновать еврейские праздники.
– А сам-то он кто? – фыркнула Дина. – С фамилией Альхимович!
– А то ты не знаешь! – захохотала Нора. – Белорус он! Бе-ло-рус!
Они расхохотались до слез, потому что о болезненности еврейского вопроса у генерального в издательстве ходили легенды.
Дина вдруг поняла, что больше всего на свете хочет в отпуск.
– Суэртэ![2] – весело сказала она и протянула Норе ладонь.
– Суэртэ! – подмигнула ей Нора и звонко ударила по ладони рукой.
Левин вынырнул из воды и, отфыркиваясь, поплыл к борту бассейна.
– Да, брат, отяжелел ты на своем туманном Альбионе! – крикнул с берега поджарый, загорелый, сложенный как бог Клим Титов. – Ты что, в спортзал все эти годы вообще не ходил?!
– Я работал, – буркнул Левин, выбираясь на борт и пытаясь справиться с жестокой одышкой. – Я пахал! Мне не до залов было. Сорок часов в неделю, плюс дополнительные занятия.
– Плюс дополнительные занятия! – передразнил его Клим и ткнул пальцем в живот. – Плюс двадцать лишних килограммов. Вес какой?
– Нормальный, – огрызнулся Левин и попытался улизнуть в душевую.
– Вес какой, я спрашиваю? – железной рукой перехватил его Клим.
– Ну, сто двадцать… пять, – промямлил Левин, с опаской посмотрев на весы, которые стояли неподалеку.
– Кошмар! – схватился за голову Титов. – На сто девяносто