Город лестниц. Роберт Джексон Беннетт
смертью храбрых.
Сигруд насмешливо улыбается и принимается разглядывать обрывок холста.
– Что ты там хочешь увидеть? – удивляется Шара.
И он разворачивает обрывок к ней. Оказывается, это часть картины, на которой изображен кадж: строгий патрицианский профиль, освещенный вспышкой выстрела.
Сигруд гудит:
– Даже я заметил фамильное сходство.
– Прекрати! – рявкает Шара. – И убери это наконец!
Сигруд улыбается, сворачивает обрывок картины и вышвыривает его в мусорную корзину.
– Вот и хорошо, – кивает Шара.
И наливает себе вторую чашку чаю. Все тело ликует.
– Ну что ж, теперь пора браться за дело. Пожалуйста, пригласи сюда Питри.
И, уже тише, добавляет:
– Нам надо осмотреть тело.
В комнатке жарко, душно, пусто. К счастью, разложение еще не затронуло тело, и здесь не пахнет. Шара смотрит на то, что лежит на койке. На свешивающуюся тонкую ногу. Словно бы Ефрем взял и прилег подремать…
Она не видит своего героя. Не видит щуплого, тихого и милого человека, с которым она когда-то познакомилась. Она видит запекшуюся, ободранную плоть, почти утратившую сходство с человеческим лицом. Конечно, потом она видит что-то знакомое: тонкую, как у птицы, шею, льняной костюм, длинные точеные запястья и пальцы и, конечно, конечно, его нелепые яркие носки… Но это не Ефрем Панъюй. Нет. Не он.
Она касается лацканов пиджака – их как в лапшу нашинковали.
– Что случилось с его одеждой?
Питри, Сигруд и охранник наклоняются посмотреть.
– Простите? – спрашивает охранник.
Поскольку в посольстве нет морга, бренные останки доктора Ефрема Панъюя перенесли в сейфовое хранилище. И теперь они лежат здесь на кушетке, подобно ценному грузу, дожидающемуся официального разрешения на вывоз. Впрочем, в каком-то смысле это так и есть.
– Посмотрите на его одежду, – говорит Шара. – Швы, манжеты – все вспорото. Даже на брюках манжеты – и те взрезали.
– И что?
– Вы получили тело в таком состоянии?
Охранник удостаивает тело подозрительного взгляда:
– Ну мы точно ничего с ним не делали.
– В таком случае это сделала мирградская полиция?
– Ну… наверное… Простите, госпожа, я не очень-то в курсе.
Шара стоит неподвижно. Она, конечно, видела такое раньше. И даже сама проводила досмотр, пару раз точно: чем больше на человеке надето, чем больше на одежде карманов, подкладок, отворотов и манжет, тем проще спрятать конфиденциальные материалы.
И тут, безусловно, напрашивается очевидный вопрос. С чего бы кому-то в Мирграде думать, что историку, прибывшему в город с дипломатической миссией, есть что прятать под манжетой?
– Вы можете идти, – говорит она.
– Что?
– Можете оставить нас.
– Ну… Это хранилище для особо ценных предметов, госпожа. Я не могу вас просто взять и оставить…
Шара поднимает на него глаза. Может, усталость или горе растопили