Город лестниц. Роберт Джексон Беннетт
Ефрема Панъюя. Они пришли посмотреть на человека, от которого у нее сплошные проблемы…
Так или иначе, если дело о нарушении Светских Установлений доходит до суда, ответчик почти всегда проигрывает. За двадцать лет, пока она тут губернаторствует, Мулагеш всего три раза вынесла оправдательный приговор. А все почему? Потому что сайпурские законы делают из этих людей преступников. А они просто живут, как привыкли…
Мулагеш покашливает, прочищая горло.
– Обвинение представило свои доказательства. Господин Ярославцев, вам предоставляется возможность опровергнуть сказанное.
– Но… но это… это нечестно! – сердито заявляет Ярославцев. – Выходит, вам можно рассуждать о наших сигилах, а нам нет? Это наши сигилы, знаки наших богов, между прочим! Наши, а не ваши! Почему мы должны молчать?!
– Штаб-квартира губернатора полиса, – и Джиндаш широким жестом обводит зал, – с точки зрения закона является территорией Сайпура. Она не подпадает под действие Светских Установлений, применяемых только на Континенте.
– Но это… это возмутительно! Нет, это даже не возмутительно… это… это ересь! Самая натуральная ересь!
И Ярославцев вскакивает.
В зале суда повисает мертвая тишина. Все изумленно таращатся на Ярославцева.
«Отлично, – думает Мулагеш. – Только публичных выступлений против властей нам и не хватало».
– Вы не имеете права так поступать с нами, – упорно продолжает Ярославцев. – Вы уничтожаете все, связанное с Божественным! Произведения искусства, книги – вы людей арестовываете за простое упоминание имени!..
– Мы здесь собрались не для того, – строго прерывает его Джиндаш, – чтобы обсуждать законы или историю.
– Нет уж позвольте! Мы будем обсуждать здесь историю, потому что ваши Светские Установления отказывают нам в праве знать ее! Я… да я раньше никогда не видел знак, что вы сейчас показывали, знак… знак…
– Знак вашего Божества, – безжалостно заканчивает Джиндаш. – По имени Аханас.
Мулагеш видит в зале двух Отцов Города – так в Мирграде называют членов городского совета. Почтенные мужи смотрят на Джиндаша, в их взглядах читается холодная ненависть.
– Да! – восклицает Ярославцев. – А почему я не видел этого знака? Потому что его запретили! А ведь она была нашей богиней! Нашей!
Присутствующие оборачиваются на охранников у дверей зала – видно, думают, что те сейчас кинутся на Ярославцева и изрубят в куски.
– Вы что, хотите эти доводы привести в качестве опровержения? – усмехается Труни.
– А вы… вы позволили этому человеку… – и Ярославцев упирает обвиняющий перст в пустое кресло доктора Ефрема Панъюя, – …приехать в нашу страну и прочитать все наши легенды, все наши сказания… изучить нашу историю – которой мы сами не знаем! Не знаем, потому что вы нам запретили!
Мулагеш морщится: ну естественно. Этого следовало ожидать.
Нет, понятно, что на часах мировой истории возраст