Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски. Валентин Фалин
Вся доходная часть государственного бюджета формировалась в это время из поступлений (налог с оборота) от реализации, помимо алкоголя, спичек, табака, текстиля, обуви и нефтепродуктов.
Тогда же Сталин отменил практиковавшийся до 1929–1930 годов фактически свободный выезд советских граждан за рубеж.
Стоит упомянуть еще одно. Расправляясь с конкурентами, в том числе потенциальными, Сталин без зазрения заимствовал их «теории» и подсказки. Троцкий, например, ратовал за превращение страны в сплошной концентрационный лагерь, а рабочих и крестьян предлагал перевести на положение мобилизованных солдат, из которых создавались бы трудовые части и армии. Не далеко от него отстоял Бухарин, правда, больше в прикидках аграрной политики.
«Дорабатывая» подобные идеи, Сталин повел дело к модификации компартии в орден меченосцев внутри государства, который под руководством великого магистра направлял и одухотворял бы его жизнедеятельность. Он требовал сделать партию высеченным из одного куска монолитом, а всем прочим государственным и общественным институтам – Советам, профсоюзам, комсомолу и тому подобному – отвести роль «приводных ремней», при помощи которых компартия передает свою волю рабочему классу, превращая его из распыленной массы в сплоченную армию партии.
При чтении научных журналов и сборников мне встретилось несколько публикаций советских и зарубежных исследователей, которые прослеживали, откуда черпалось злодейское вдохновение Сталиным. Вот повод для освежения темы десталинизации и дополнительный аргумент в пользу ее не показного проведения, подумал я. Показываю материалы А. Н. Яковлеву. Он пробежал глазами принесенные ксерокопии, что-то пролистал и с нажимом произнес: в общем знакомо. «Но если, – продолжил А. Н. Яковлев, – кто-то попытается выстраивать параллели между перестройкой и пассажами из Троцкого или Бухарина, это не должно, полагает М. С. Горбачев, смущать или останавливать».
Я ему про Ерему, а А. Н. Яковлев мне по Фому. Я ему о генезисе сталинизма в экономике, не ведая которого до корней, что надо выкорчевать, не докопаться и не избавить систему от внеэкономического принуждения, вознесенного Сталиным на щит и поразившего все поры советского быта. А Александр Яковлев делает вид, что не понимает смысла моих экскурсов в прошлое.
Если верить его новейшим публикациям, перестройку А. Яковлев принял не как возможность устроить системе капитальный ремонт с устранением всего чужеродного, наносного, не оправдавшего себя, но как рычаг для расшатывания и слома того, что не укладывается в «естественное», как он находит, русло развития. Какой прок мог получиться от «нового политического мышления», от перестройки в целом, ежели политики, ставшие к рулю, думали – примем их нынешние откровения всерьез – противоположное тому, что вещали во всеуслышание?
Лучше поздно, чем никогда, утешают себя люди, и не только на Руси. Постфактум мы узнаем, кем и какие приворотные зелья варились