Возвращение. Виталий Бернштейн
Барбарой рубашку, что лежала сверху. Черкнув закорючку, вернул таможенную декларацию и вяло махнул рукой – проходите…
Обленились, однако, ребята за минувшие девять лет. Алику вспомнилось, какой шмон устроили таможенники, когда он улетал, – все вещи перетряхнули. А иконку, которую мама сунула ему в чемодан, так и не пропустили. Мама в молодости сумела выбраться из голодной деревни в Москву на заработки и эту иконку привезла с собой – простенькая такая иконка. Нет, сказали таможенники – для вывоза за границу иконки требуется разрешение Министерства культуры. А вдруг она имеет художественную ценность? Вернул тогда Алик иконку маме. Та его на прощанье перекрестила…
В зале для встречающих было многолюдно. Ответив на чей-то нетерпеливый вопрос, что за рейс прибыл, Алик выбрался из толпы. Поставив у ног сумку, выпростал из-под рукава часы. Они показывали время в Сан-Франциско – пять сорок пять утра; Барбара еще третий сон видит. Между Москвой и Сан-Франциско одиннадцать часовых поясов. Алик перевел часы на московское время – четыре сорок пять дня.
– Ну что, хозяин, поехали? – массивный шоферюга в черной кожаной куртке стоял перед Аликом, щерил, изображая улыбку, крупные желтые зубы; волосатые пальцы раскачивали цепочку с ключами от машины. – Да ты не сомневайся, много не возьму. Десять баксов дашь? Ведь это же по нынешним временам не деньги. Просто в центр порожняком ехать не хочется, люблю поболтать с попутчиком.
«Действительно, недорого – в Сан-Франциско за поездку из аэропорта до дома слупили бы не меньше тридцатки» – подумал Алик.
– Мне в Измайлово надо, – сказал он.
– Нету проблем. Это, можно сказать, по пути мне.
В углу зала Алик увидел окошечко, а над ним надпись: «Обмен валюты».
– Подожди только, я сейчас доллары обменяю.
– Дело, конечно, хозяйское. Но я бы не советовал – в центре найдешь пункты обмена, где курс получше. А со мной тебе рублями расплачиваться не надо. Я же сразу сказал – десять баксов… Поехали, нечего время терять.
Прихватив мощной рукой сумку Алика, он вывел его наружу. Под широким навесом, вдоль тротуара жались друг к другу разномастные машины. Открывая заднюю дверцу красных «жигулей», шоферюга сказал:
– Садись сзади, хозяин, там тебе с сумкой удобнее будет.
В толчее подъезжающих и отъезжающих машин «жигули» осторожно выбрались из-под навеса. В глаза Алику ударил солнечный свет, пронизывающий коричневатую дымку над аэропортом. Трава по краям дороги была еще прошлогодней, пожухлой; лишь кое-где проступали изумрудные пятнышки молодой травки. Начало мая. Видать, весна в этом году в Москве поздняя.
– Ну, как погода в Нью-Йорке?
– Дождик, – отозвался Алик.
– А у нас, наконец, тепло пришло. Душа не нарадуется.
Дорога от аэропорта поднялась на эстакаду. Сразу за эстакадой «жигули» свернули налево и выскочили на широкое многорядное шоссе. «Ленинградское шоссе» – вспомнил Алик.
– Вот,