Вёшенское восстание. Андрей Венков
один дед – беженец – из-за плетня шумит: “Давай, давай, петлюровцы!” (она же.)
«Мой отец служил в Атаманском полку, у царя во дворце. Конь у него был темный, гнедой. Как им стоять во дворце на часах, их затягивали. Ремень вокруг головы обтянет, а потом тем ремнем подпоясывается. А на пасху у них на посту стоит тумбочка, а на тумбочке – тарелочка. И вот идут царь, царица, говорят: “Христос воскрес” и кладут в эту тарелочку яичко. А они отвечают: “Воистину воскрес, ваше величество!” А командир полка у них был сам царь. Отец говорил – царь был небольшой и рыжий.
А когда со службы они ехали, то везли сундук добра. Вот когда приедет, собираются соседи: “Ну, служивый, показывай, что привез”. Он раскрывает сундук и показывает – шинеля, одежа летняя, одежа зимняя, сапог сколько пар, перчатки, белье, пальто городское, подарки какие.
А дядя Ефим был атарщиком. Ручищи у него были – во! Как накинет на какую лошадь аркан, как дерганет, так она и перепрокидывается. Ни одна на ногах не устоит. А конь у него был светло-рыжий, и сам дядя был рыжеватый.
А дядя Василий был дедов любимый, сам был красивый, драчливый такой, задачный. Он тоже был атаманец. Как идти ему на службу – поехали коня выбирать. Смотрели, смотрели, ни один не подходит. Не нравятся и все. Понравилась ему кобыла одна. Рыжая, лысая, белоногая. Красивая, как игрушечка. Ни с тем – покупайте и все. А на кобылах в гвардию не брали. А он – все равно: “Купите, только на ней пойду, и больше мне ничего не надо”. Тогда дед ездил просил станичного атамана, а тот атаман ездил просил окружного атамана, чтоб разрешили идти служить на кобыле. Он ее приучил, она за ним как собачонка ходила. Он рукой себя по левому плечу похлопает и идет, а она идет за следом и мордой ему плеча касается.
Они с моим отцом служили вместе. А дед ездил к ним в гости на позиции, и там сфотографировались.
Дед был темный, красивый, на Сталина похож.
А дядя Костя был армеец, и конь у него был бурый. Его провожали в армию. Он был позже всех. У него был друг – Ваня Самовольный. Все на полях, а он наденет лаковые сапоги и приходит: “Ваш Костя пойдет на улицу?”
А летом, как станет жарко, кони бегут домой всем табуном. Отцов конь впереди. В конюшне ж прохладно. Помню, раз жарко так было, и бегут. Дед кричит: “Уберите детей с база, кони!” Ворота закрыты, и они через ворота – раз! В конюшню забегут, станут и храпят.
Хозяйство было большое, четырнадцать дойных коров, и такого, гулевого, скота много.
А бабу Малашу приезжали сватать, ей 17 лет было. Муж ее, Федот Ермаков, был джигит на всю станицу, на скачках все призы брал. Конь у него был – Сокол. Рыжий, белоногий, весь как струночка. Федот был батареец. Отец у него был поганый. Задавался. Они как приедут, гуляют. Федот первый приезжает, и сразу пляшут. Станут в круг и по хате, по полу – так гвоздями – цок-цок-цок, целый круг выбьют. А отец его подъезжает уже выпитый и сразу: “Федот, иде Сокол?”
Раньше ведь так не пили и не дрались, как сейчас. Тогда гуляют – песни поют, пляшут, а если кто дерется, скандалит, его уже знают. Сразу: “Иди сюда, иди сюда, давай выпьем”. И поют,