Вторая половина. Стихи. Александр Беляев
колдовского мира,
За танцем пепельных адептов
Как будто ближняя сефира
Плыла ладьей в листву одетой.
Магия предъзимья
В предзимье падал свет белесоватый.
Холодное туманное светило
Разбрасывало клочья серой ваты
И по счетам оставшимся платило.
Срывалось в танец каждое движенье
Над пустырем, что выглядел безлюдно,
Когда в глубины мира погруженье
Затеял лик унылого полудня.
И руки застывали в ожиданье,
И ветви замирали сиротливо,
Улавливая зимнее дыханье
В потоке дней осеннего отлива.
Вечерняя магия
Закат занимался астральными играми
И ширил расщелину между мирами
То грунт насыщая застывшими искрами,
То плавь заливая в оконные рамы.
Хоть времени было отпущено мало,
Он спешку оставил, он знал, что успеет
Пред тем, как покинет пустынную залу
Увидеть, как щель серебра розовеет.
Я только шагнул, но ушел лишь в полшага
В тягучую зыбь колдовского вечерья,
Где Некто с лицом умудренного мага
Чеканил ряды золотого сеченья.
И было поведано много чудесного
О том, что мы – боги, прекрасны и юны,
Что в каждом читаются знаки нездешние,
Покуда пылают пурпурные руны.
Осенняя магия
Жанра летнего кризис,
Дни в кристалликах соли.
Надо что-то приблизить
И вглядеться до боли.
Словно в маленькой призме
Цепко схваченный лучик
Вспыхнет радужкой жизни
Света веер колючий.
С губ спорхнувшее слово —
Унесенная тайна…
Все на свете не ново,
Даже если случайно.
Без созвучия сердца —
Просто плоский рисунок,
Но откроется дверца —
И пасует рассудок!
Словно это не осень,
И не музыка даже —
Что-то терпкое очень
В ветра долгом пассаже,
Словно это не роща —
Странных ряженых бегство,
Где события проще,
Но за ширмою действо.
Значит явь разменяли?
Мне ль об этом не ведать!
Значит дали устали
Пряным бархатом веять.
Сонет об одном дне
Он был так солнечно-красив,
Так ослепительно отточен,
Так филигранно чист и точен
Был смелых черт его курсив.
В нем жил безмолвия мотив,
Он мыслил, чувствовал, пророчил —
Как пробужденье непорочен,
Как забытье несуетлив.
Зачем Господь его соткал
Всего лишь днем, забытым где-то,
Не ставшим чьей-нибудь судьбой
И если не венцом цветка,
Он мог бы стать строфой сонета,
Чтоб быть прочитанным