Южноамериканский проект. Константин Штепенко
ее организма, также померил свой пульс и давление и принялся за заполнение рабочего дневника, который он вел очень педантично. Всю неделю он занимался с Сосо, изучая возможности глубокого проникновения в чужую ауру, а также ее временного подавления или даже замещения. Он не ограничивался мартышкой. Довольно неплохие результаты дали морские свинки. Местная крыса, подворовывавшая у Бориса неосмотрительно оставленную на столе еду, была подвергнута остракизму: он вынудил ее забраться в стеклянную банку, отвез на пустырь за городом и там выпустил. Интересно было работать с насекомыми. Борис запутывался во множестве конечностей, не понимал их моторику, поэтому не мог заставить их сделать что-нибудь вразумительное, получались какие-то ломаные шаманские пляски, но совершенно определенно добился того, что мухи и тараканы по его сигналу собирались в определенное место, или наоборот, улепетывали кто куда. Рыбки в большом аквариуме выстраивались в разноцветные картинки или выполняли упорядоченные движения, похожие на танец. Однако к главной своей цели Борис пока так и не приблизился. В ближайшем будущем ему предстояло отработать несколько сцен со змеями в натуральных условиях, но все его попытки разобраться в змеиной ауре наталкивались в буквальном смысле на стену. «Стена» была похожа на темно-лиловое с переливами облако, совершенно непроницаемое, освещаемое изнутри багровыми вспышками. Каждая вспышка сопровождалась импульсами непонятного первобытного страха.
Борис встал, подошел к вольеру кораллового аспида и остановился в задумчивости. «Видимо, этим объясняется извечное отвращение человека к змеям… Крокодил, по-моему, гораздо симпатичнее», подумал он, разглядывая разноцветную змейку. «Хорошо, что он за стеклом». Между тем всегда апатичный аспид приподнял голову, собрался весь в какую-то замысловатую пружину и так замер, не отрывая своих безжизненных немигающих глаз от человека по ту сторону стекла. Борис также пристально смотрел на змею, прощупывая ее ауру, но его энергия наталкивалась на вязкое облако. Противодействие было мягким, обволакивающим, воля Бориса запутывалась в нем как одинокий луч в густом тумане, слабела и рассеивалась. Аспид вздрогнул всем телом и полосатой молнией бросился, казалось, прямо в лицо Бориса, ударился о стекло и снова спрятался за желтым камнем. Борис инстинктивно отпрянул, пронизанный иглой животного ужаса, потом пришел в себя и резко отвернулся от террариума. Ноги сами донесли его до истертого диванчика у окна, куда он повалился устало, будто рассыпавшись на части.
Эти новые опыты его очень утомляли. Одно дело пассивно «слушать» эфир, и совсем другое – воздействовать на него. Как неумелый пловец, остервенело барахтающийся на одном месте и при этом тонущий, Борис выбрасывал всю свою энергию, но лишь малая ее часть расходовалась рационально. Не хватало инструментов для исследования эфира. Невозможно расколоть стальную болванку, ударяя по ней тяжелым молотом, пусть с огромной силой, в то время как с помощью пилы и дрели можно проникнуть внутрь, не нарушая структуры и расходуя минимум энергии. Подобные «умные инструменты» предстояло изобрести