Разбойник, ставший легендой. Алексей ШБ
утую на сотни метров, шли в одну сторону, время от времени что-то оживленно обсуждая и выкрикивая.
– Это он! Сейчас начнется!
– Все сюда!
– Ура!
Как чудесно все это смотрится со стороны! Только оглянись, и увидишь перед собой десятки, сотни улыбчивых лиц, беззаботно смотрящих в центр шествия, и радующихся словно дети. Хотя думаю, лучше сразу предупредить: все эти радостные возгласы предназначались вовсе не мне, а человеку, ехавшему впереди. Звали его Кристиан фон Юнион. И он считался одним из самых знаменитых и любимых герцогов королевства. Хотя я совсем не считал его достойным таких званий, но, это не отменяло того факта, что, люди продолжали с предвкушение следовать за ним, по широкой главной дороге.
Герцог был довольно молод, и обладал слегка заурядной аристократической внешностью: длинные золотистые волосы, спадающие на плечи, небесно-голубые глаза и сияющая улыбка, которая, отражая яркое солнце, вызывала серию солнечных ударов у всех тех, на кого была направлена. Везде, где бы он ни появлялся, например как сейчас, он собирал множество блаженных взглядов. Многие люди даже бросали работать, чтобы взглянуть на своего герцога поближе. Поэтому было не удивительно, что за ним всегда бегали толпы поклонниц. В общих чертах я мог бы его описать как самого умелого ловеласа королевства.
Неслучайно, в это время я также ехал по главной дороге, но вместо блистательно-белого жеребца, как у Кристиана, я находился в бронированной карете, с небольшими щелями для доступа свежего воздуха, через которые я и глядел на всю уличную картину. Наверное, может показаться, что я принц, король или кто-то в этом роде, раз меня сопровождает такой известный человек и за мою жизнь так сильно беспокоятся, что приходится ездить в защищенной стальными пластинами карете.
Реальность, какой бы она сейчас не казалась, была не такая сияющая, как золотые доспехи герцога. Меня сочли чрезвычайно опасным преступником, и прямо сейчас я направлялся на собственную казнь. А бронированная карета обеспечивала уверенность, что никто не успеет меня убить, до вынесения официального приговора. Так как недоброжелателей у меня водилось нещадно, такие мысли были явно не лишними.
Под стук колес и ревущий шум толпы на меня напали размышления. Как только мы приедем к центральной площади, меня тут же должны будут передать в руки палачу. Там мне зачитают все мои прегрешения, предложат сознаться в преступлениях, и вдобавок отпустить грехи. Затем придет очередь для казни, которая, по плану, произойдет на закате. Все это будет выглядеть как приятное вечернее развлечение для скучающих жителей города.
И люди так и не будут знать, что мне пришлось испытать в пыточной камере, перед тем, как чертов герцог убедил меня поспособствовать ему, и согласиться на признание во всех своих преступлениях. Лиловые шрамы, оставленные после столкновения плоти и железа, были умело спрятаны льняной рубашкой, которая сейчас покрывала мое тело.
С трудом верится, что при таком раскладе, произошел самый значимый день в моей жизни. Но я думаю, происходящие дальше события дадут некоторые ответы.
Главная дорога была не настолько длинная, чтобы путь от замка до центра занимал половину дня, однако мы то и дело останавливались, чтобы милостивый герцог мог выслушать просьбы своих подданных или взять несколько взяток от чиновников. Это случалось так часто, что занимало просто уйму времени, так что, согласно расчетам, уже ближе к закату мы оказались перед деревянной платформой, на которой была установлена виселица, а рядом стоял мускулистый палач в красном наряде и капюшоне, скрывающем лицо. Громила был занят тем, что тщательно проверял вдоль и поперек весь незамудреный механизм виселицы – дабы избежать неожиданных поломок, и принести сегодня герцогу огромное количество славы. Событие было достаточно значимое для всего города, потому и подготовка себя оправдывала. Количество зевак было настолько велико, что они уже перестали помещаться на площади, которая, к слову, вполне могла вместить внутри целый фестиваль. Я не знаю, было ли такое обильное количество вызвано особой любовью к герцогу, либо наоборот, это была чрезмерная неприязнь ко мне, но если бы кто-то попросил меня примерно назвать их количество, то я не раздумывая, назвал бы число в районе тысячи-двух.
Со стороны герцога послышалась отчетливая команда. Повозка резко остановилась и я впечатался лицом в бронированную стену. Как руки, так и ноги у меня были закованы в туго стянутые цепи, так что мысли о побеге давно покинули мою голову, и я терпеливо ждал, пока страж отворит дверь. Когда один из сопровождающих приблизился ко мне, то путем пары движений, слегка ослабил цепи на ногах, чтобы я мог свободно ходить, однако попробовать бежать в такой ситуации – все еще плохая затея. Как только меня вывели наружу, то вслед за ярким, бьющим по глазам светом (который только усиливался натертой до блеска броней герцога) я услышал неразборчивый крик толпы. Буйство жителей, с каждым моим шагом распалялось все сильнее и сильнее, и до меня донеслось море разнообразных оскорблений и обвинений; также, некоторые недовольные были настолько озлобленны, что пытались кидать в меня гнилые овощи, либо того хуже – камни. Но стоило герцогу поднять руку, как вся злоба мгновенно