Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава. Сергей Цветков
добавляет Лев Диакон (вкладывая их в уста императора Иоанна Цимисхия): «Не упоминаю я уж о его [Игоря] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое». Отсутствие в древнерусском сказании этих подробностей (в том числе факта казни Игоря, а не гибели его в стычке), о которых в третьей четверти X в. были хорошо осведомлены далеко за пределами Русской земли, в частности в Константинополе, заставляет предполагать довольно позднее его возникновение – не раньше первой половины XI в.
Тогда-то, вероятно, и произошло искажение историко-географических реалий похода Игоря на «германцев» (готов-тервингов) и превращение этих последних в днепровских «древлян». Немного времени спустя Нестор придал этой метаморфозе видимость исторической законности[171]. Этногеографическая фикция сделалась фактом древней русской истории.
Народные предания о смерти князя Игоря
Единственной порукой достоверности летописного рассказа о смерти Игоря служит заключительная фраза: «И погребен бысть Игорь и есть могила его у Искоростеня града в Деревех и до сего дне».
В первой половине XVIII в. коростеньский курган – «древлянскую могилу» Игоря – видел Татищев и описал его так: «При городе Коростене есть холм весьма великой на ровном месте близ речки, и доднесь так называется, которой и я в 1710 году, идучи из Киева с командою, осматривал; каковых хотя повсюду много находится, особливо на Донце скифские… но величиною подобного ему не видал, кроме что у села Царевщины близ Волги, при устий реки Сока»[172]. Из этих слов прекрасно видно, как работает народное воображение. Окрестности Коростеня усеяны курганами. Один из них значительно больше других – «народному краеведению» этого довольно: вот она, Игорева могила![173]
Летописное известие о наличии «Игорева кургана» возле древлянского Коростеня удостоверяет лишь бытование в этих местах уже в конце XI – начале XII в. народной легенды. Кажется, в общих своих чертах она дожила до наших дней. По свидетельству А. Членова, в 1980-х гг. хуторяне Игоревки, расположенной в нескольких километрах от современного Коростеня на Уже, показывали ему ни более ни менее, как точное «место» пленения Игоря, сопровождая экскурсию драматическим рассказом о том, как Игоря с дружиной древляне «гнали ночью. Те в Киев ускакать хотели, да их в болото загнали. Кони в трясине увязли. Тут их в плен и взяли. Вон оно, то самое место – его из рода в род все знают»[174].
Истоки этой легенды никоим образом не могут уходить глубже последних десятилетий XI в. (хотя всего вероятнее, она значительно моложе), когда в военной организации русских дружин совершился коренной переворот. Именно в это время основная масса княжеских дружинников пересаживается на коней[175], тогда как ранее, в IX–X вв., согласно показанию современных источников, они сражались преимущественно в пешем строю, а дальние походы совершали
Перенос событий из одного региона в другой, включение их в иную историко-географическую реальность – обычное явление в средневековой литературе и эпосе. Например, древнейшие церковные апокрифы о проповеди апостола Андрея среди антропофагов и мирмидонян были истолкованы византийскими писателями VIII–IX вв., в соответствии с тогдашним пониманием этих этнонимов (мирмидоняне – таврические «скифы»/росы; антропофаги – варварские племена Прикаспийской Скифии), как свидетельство посещения первозванным апостолом Северного Причерноморья и Кавказа. Однако исследования В. В. Болотова показали, что «по соображении с лингвистическими данными коптской и абиссинской легенд, деятельность апостолов Варфоломея и Андрея, вместо мнимого Черноморья, чистейшим образом относится к африканской территории» (цит. по:
Согласно Повести временных лет, в XI–XII вв. в Киеве показывали сразу две могилы вещего Олега, а Новгородская летопись знала еще одну – в Ладоге.
В летописи первыми в конный поход выступают воины Владимира Ярославича: «Иде Володимер, сын Ярославль, на Ямь, и победи я. И помроша кони у вой Володимерь…» (статья под 1043 г.). Однако остается неизвестным, бились они с ямью верхом или, по обычаю, перед боем спешились. Первое конное сражение упоминается только под 1069 г., когда в битве с половцами под Сновском князь Святослав Ярославич с дружиной «удариша в конь».