Зодчие. Александр Волков
и обрадуется!..
Илья пришел поздно, когда в светце горела лучина, и сразу наполнил избу шумом, движением, раскатами сильного голоса. Узнав, что сын очнулся и разговаривает, Илья выразил радость по-своему: схватил Андрюшу с полатей, закружил на руках над головой, весело загрохотал:
– Ожил, сокол! Ничего, наша порода крепкая! Как, Андрюшка, скоро на охоту пойдем?
– По мне – хоть завтрашний день, тятя! – бодрясь, ответил мальчик.
Мать вздохнула:
– Угомону на тебя нет, Илья! Ребенок, сказать, из гроба встал, а ты опять…
Плотник, бережно подсаживая Андрюшу на полати, успокоительно промолвил:
– Да ведь мы, мать, по-шутейному. Куда парню в лес, он и на ногах стоять не может!
Андрюша насторожился: в холодных сенцах завозились, кто-то ощупью отыскивал дверь.
«Сбираются…» – подумал мальчик. Он любил субботние вечера, когда соседи сходились к отцу потолковать о делах.
Кто-то поколотил ногой в примерзшую дверь, отодрал рывком. В облаке пара показался Ляпун, старик с изможденным лицом, спаситель Андрюши. Неторопливо поприветствовав хозяев, он сел. Явился молодожен Тишка Верховой, смущенно покрестился на образ, примостился на конце лавки.
Разговор не завязывался. Мужики вздыхали, почесывались, зевали. Начал хозяин:
– Отец Авраам грозился завтрашний день на село приехать – оброк добирать!
– Оброк? – испугался Ляпун. – Мы же сполна внесли, всё по уставной грамоте![1] – Старик, разговаривая, размахивал правой рукой; слушая, прикладывал руку трубочкой к уху. Ему повредил слух монастырский приказчик, ударив палкой по голове за дерзкое слово.
– Говорят, в деньгах нужда, – пояснил Илья. – Приедут с тиуном…[2]
– Тьфу! – злобно отплюнулся Ляпун. – Бездонную кадку не нальешь!
– А не платить? – спросил Тишка, пощипывая молоденькую рыжую бородку; он к ней не привык и всегда удивлялся, нащупав на подбородке кудрявые волосы.
– Хочешь, чтобы разорили, не плати! – сказал Илья.
– Можно, чай, к наместнику. Не по окладу, мол, требуют!
– «К наместнику»… Молчи, когда бог убил! – рассердился Ляпун. – Кто наместнику поминков[3] больше даст – ты али игумен?[4] То-то и оно!
Разговор прервался. Мужики вспоминали прошлое, те события, которые поставили их, бывших псковских горожан, под власть монахов Спасо-Мирожского монастыря.
От взрослых Андрюша Ильин не раз слышал историю о том, как потерял свою вольность Псков.
Началось это лет тридцать назад. По старинному договору с великими князьями в Пскове сидел московский наместник, но власть его была не велика. Городом правили выборные посадники, а важные дела решало вече, сходившееся по звону большого колокола.
С шумом и криком, иногда с кровопролитным боем решались вопросы, предлагаемые вечу. Но за народными толпами, сходившимися стенка на стенку, незримо стояли посадники, бояре, богатые купцы.
Дела вершились не по справедливости, а в пользу наиболее
Уставная грамота определяла повинности монастырских крестьян.
Тиун – приказчик, управляющий.
Поминки – взятки.
Игумен, или настоятель, – глава монастыря.