Алиедора. Ник Перумов
по дороге, никуда не сворачивая. Впереди, у околицы, расположился десяток воинов в цветах рода Берлеа.
Здравствуйте, соседушки…
– Эй, ты! Кто такой?! – вскочили двое, наставляя пики.
Гайто спокойно и бестрепетно шагал прямо на них. Алиедора заранее вытащила из ножен свой лёгкий меч, повесила под правой рукой заряженный двумя болтами самострел.
Дивное чувство, когда не замечаешь и не боишься чужой стали, будучи неколебимо-твёрдо уверена, что она не в силах причинить тебе вред.
– Стой, кому говорят! – завопил младший из пикинёров. Доньята мимоходом скосила глаза: кожаная куртка с грубо нашитыми стальными пластинами, низкий и плоский шлем… явившийся по королевскому слову общинник или серф. Нет, скорее общинник, серфы не усердствуют и по собственной воле ничего не спрашивают.
– Сквайр! Оглох, что ли?! – поднялся и десятник.
Дольинцев сбило с толку нечеловеческое спокойствие Алиедоры и её скакуна. Гайто пофыркивал на чужих, но ничего большего себе не позволял.
Алиедора так и не ответила. Острия пик коснулись грудной брони её жеребца, когда рука доньяты слово сама по себе вскинула двудужный самострел и нажала на спуск.
Десятника отшвырнуло, он упал на спину, захрипел и забулькал, обхватив руками пробитое железным болтом горло. Второй выстрел достался говорливому пикинёру – остриё вошло в глаз, словно она, Алиедора, всю жизнь только и занималась, что била из арбалетов, и притом исключительно в яблочко.
Опрокинув пару дольинцев, оказавшихся ближе других, скакун доньяты помчался, да так, как не летел он и в самую первую ночь её побега. Прямо по улице, никуда не сворачивая.
«И зачем я вообще полезла в эту деревню, будь она неладна? Не могла объехать лесом?» – мелькнула запоздалая мысль.
Она ещё успела уронить на землю и затоптать копытами гайто бросившегося ей наперерез копейщика похрабрее, из тех, что охраняли полон. Те не упустили момента, бросившись врассыпную, и вовремя – потому что прямо посреди деревенской улицы стремительно вздувался хорошо знакомый пузырь. Остро завоняло металлически-кислым, и доньяте не требовалось даже оглядываться: Гниль шла за ней по пятам.
Недавние пленники и пленители разом забыли обо всём, воины сенора Берлеа удирали ещё поспешнее обитателей деревни. Гниль заставляла забыть все распри, смертельные враги кинулись спасаться вместе.
Жеребец вихрем пронёсся сквозь обречённое село. Конечно, это не пепелище, может, после нашествия Гнили тут что-то и уцелеет, как это обычно случалось – когда многоножки охотились за живой добычей, а не просто стирали все следы когда-то стоявших стен и живших за ними людей.
…Алиедора остановилась не скоро, свернув с торной дороги в чащу – где просто свалилась с седла и дала волю слезам.
Где она – там и Гниль. Четырежды за последнее время, с самой «брачной ночи», этот ужас прорывался – и совсем рядом с ней. Видать, незримо и неслышимо крался рядом, выжидая удобного момента: «Побитая собака», «Поросё-нок», стёртая с