Весь мир – театр. Ольга Трушкина
в театре, мне сегодня звонила лично сама директриса и слезно умоляла их выручить, я не мог ей отказать. Если я завтра не выйду на работу, у них все спектакли сорвутся, а это такие убытки, даже подумать страшно! – с важностью заявил Кружкин.
– Вот и хорошо, я просто счастлива, что ты снова будешь при деле, в коллективе, где тебя ценят и уважают.
– М-дя! Меня в театре всегда очень уважали, даже некоторые важные роли доверяли. Эх, жаль только, отдохнуть, как следует, не успел! Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Да ничего не поделаешь, трудовые будни – праздники для нас, – сказал Генрих.
У него оставалось еще одно важное дело – выманить у супруги немного денег на карманные расходы. Просто попросить, как все нормальные люди Генрих не мог, не позволяла мужская гордость.
Надо было тонко намекнуть жене, чтобы она сама предложила ему некоторую сумму, и тогда, разумеется, он не стал бы отказываться.
Маша не спеша поужинала и начала смотреть какой-то увлекательный фильм по телеку.
Генрих, расположившись на полу между женой и телевизором, так чтобы не перекрывать ей экран, но при этом находиться в ее поле зрения, принялся, громко звеня мелочью, яростно пересчитывать скудное содержимое своего роскошного бумажника. Маша не обращала на него никакого внимания. Тогда Генрих Валентинович негромко пропел:
– Мани, мани, мани, шиш в кармане, денег нет совсем!
Но жена не обратила на его ужимки никакого внимания. Она была слишком увлечена действием фильма. Тогда Генрих сложил мелочь обратно в бумажник и злобно швырнул его на пол. Со стороны Маши никакой реакции не последовало. Кружкин, теряя терпение, снова высыпал монетки на пол и начал их считать, громко напевая: «Мои финансы поют романсы!» Но и тогда супруга не среагировала должным образом, скорее наоборот. Взяла пульт и добавила громкости. Гражданин Кружкин пропел еще громче жалобным голосом: «А-а, а-а, мальчишки отняли копеечку!»
– Геночка, тебе денежек выдать? Завтра на работу идешь, понадобятся на карманные расходы. Так и попросил бы по-человечески! Для чего мне тут спектакли разыгрывать, ты пока еще не в театре? – сказала Маша и потянулась за сумочкой.
– Спасибо, милая! – ответил интеллигент, целуя жену в щечку и поспешно укладывая купюры в бумажник, – я люблю тебя!
Утром Генрих проснулся очень рано, задолго до звонка будильника. Светало. В комнате стоял тревожный полумрак.
Маша, разбуженная шумной возней, сквозь густые ресницы наблюдала за мужем. Кружкин, в одних трусах, телосложением удивительно походил на Голлума из фильма «Властелин колец». У него были огромные плоские ляжки, как у саранчи. Теперь молодая женщина не понимала, как ее угораздило выйти замуж за такого нелепого урода, да еще с тяжелым характером.
Генрих наклонился, чтобы надеть носки. Его тощий костлявый зад в пестрых семейниках оказался недалеко от Машиного лица. Это было