Капитан госбезопасности. Ленинград-39. Александр Логачев
самые бойкие женщины в городе, но также самые языкастые и грудастые. Эту, крепко сбитую, лет возле сорока бой-бабу в непременной синей косынке и белом фартуке, звали Галя, по-простому Галка. Про то знали все завсегдатаи «точки» на углу Муринского и Лесного, к которым Паша принадлежал с недавних пор.
Павел полюбил пропускать кружечку-другуюздесь, а не на других остановках. И, в общем-то, не из-за Галки. А нравилось Паше здесь по двум причинам. Во-первых, ноздри ласкал приятственный карамельный запах, плавающий по округе – фабричные корпуса кондитерской фабрики имени Микояна находились сразу по ту сторону железнодорожной насыпи. Во-вторых, здесь, на последней трамвайной остановке Лесного проспекта, пивную торговлю не упрятали пока в «Голубой Дунай»[12], не успели покамест.
И продажа шла в открытую, на всеобщем обозрении, такое мало где в городе найдешь. В том числе и Галка не прикрыта голубыми стенками, вся на виду, любуйся – не хочу.
Но в таком виде «точка» дорабатывала последние дни. Скоро или ее на зиму прикроют, или соорудят-таки ларек. Скорее последнее, потому как иначе будет зазря простаивать возведенный этим летом дощатый сортир.
Чтобы перекантовать новую, полную столитровку, потребовался еще человек. Втроем они, переваливая пивную емкость с боку на бок, установили ее точнехонько в циркульно круглую канавку, продавленную в земле предыдущей бочкой. Галя держала в руках насос, с поршня которого срывались и орошали землю желтые капли.
– Ну-кося, стахановцы, расступились, – Галка занесла насос над бочкой и с одного удара вогнала поршнем пробку внутрь дубовой «толстухи». – Ты, крепенький, – она подмигнула и улыбнулась Павлу, – закрути мне ворот.
– Это мы завсегда, – игриво поплевав на ладони, Паша взялся за ручки деревянного конуса, укрепленного под насосным краном, и принялся вкручивать его резьбу в бочковое отверстие, как шуруп в стену.
– Давай старайся, первому налью, самый свежачок получишь, – утопив руки в пышных боках, подбадривала Галка добровольца пивного фронта.
– И только-то и всего, что получу? – не прерывая верчения, кокетливо осведомился Павел.
– А ты б чего хотел? – прищурившись, взглянула ему в глаза Галка-«крановщица».
– Ну, как чего? Ласки там, того-сего.
– «Того-сего» у жены попросишь. Много вас таких! Смотри крепче мне закручивай, ишь ты шустрик какой!
И, может быть, Паша продолжил бы наступление на любовном фронте, предпринял бы какой-нибудь обход с флангов или иной маневр, может, чего и вышло бы, продавил бы оборону, как поршень бочковую пробку. Но ему напомнили про жену, и враз сдуло все настроение, словно порывом ветра панаму с головы. Сразу вернулось все то, из-за чего после работы он шел сюда, а не домой.
(Если бы Павел знал, что его ждет, то, конечно, задержался бы у неприступной с виду Галки, хоть какое-то время побыл возле разливной бочки, и тогда, возможно, все пошло бы не так, тогда, возможно, под колесами поезда его судьбы и перевелась бы стрелка, и покатил бы он по другой колее. Но – не перевелась…)
Взяв самым
Народное название ларьков, в которых торговали в разлив пивом и водкой, а также кое-какой закуской. На Выборгской стороне, где завод на заводе, ларьки стояли почти на каждой трамвайной остановке.