Жонглеры. Глория Му
понимают! Вот говорят – собаки, а собаки – что? Собаки – тьфу против котов!
– Дак и я ж про то! – Мужичонка с котом мелко кивает. – Собаки – это такое… Сесть-встать, туда-сюда… А кот – он все сам понимает… Вот Нюшку-то возьми, мамку его, – тычет братцу котенком в нос, – сама пришла… На работу устроилась, типа… В офис к нам, я в офисе работаю… Так всех мышей до одной повывела! Нету ни одной мышки в офисе!
– Какие тебе мыши в офисе, не бреши! – ворчит старуха.
– Так я ж говорю – нету! Повывела всех! – ликует мужичонка.
– Провожающих прошу покинуть вагон! – Проводница протаскивает мимо нас свое оплывшее, грушевидное тело с усилием, словно улитка – домик.
– Ну, все. Все. Поехали. А ну уступи место девушке. – Брат сгоняет лысого с полки, усаживает меня. – Ботиночки тебе расшнуровать? – Он ко всем женщинам относится как к принцессам, хотя я сейчас больше похожа на свинопаса.
– Нет, Мить. Спасибо. Иди уже.
– Смотри. Ну, граждане хорошие, бабусю мне тут не обижать, сестренку мою не обижать…
– А то – что? – с насмешливой угрозой интересуется лысый.
– А то яйца тебе оборвет и сожрать заставит, – мирно, даже ласково отвечает братец. – Смотри, орел, я тебя по-хорошему предупреждаю. Сестренка у меня – девушка серьезная. Обижать ее не надо, целее будешь.
Лысый окидывает меня быстрым, оценивающим взглядом – говнодавы «шелли», серые английские джинсы, спортивная курточка с капюшоном, стриженый затылок, – молча цепляет со стола початую бутылку «Очаковского» и удаляется в соседнее купе.
Я усмехаюсь. Как же это мы, вполне взрослые люди (братцу сильно за сорок, мне – за тридцать), работники искусства, умудряемся до сих пор выглядеть опасной полушпаной?
– Бабуся, вы ж тоже… Котеночек – дело хорошее, мешать вам они не будут… Сестричка вон моя присмотрит… чтоб не мешали… Вы уж того… этого…
– Что ж я – не человек? Не понимаю? Если ко мне по-человечески, то я – ничего, все понимаю… Надо – так надо, бог с тобой, сы́ночка…
Поезд протяжно вздыхает, фыркает, как старая лошадь, и братец, расцеловав меня на прощание, выходит из вагона.
Под ногами лязгает, вздрагивает, и перрон начинает уплывать назад. Мужичок с котенком, потеряв равновесие, валится на полку, и я понимаю, что он действительно очень пьян, пьян как мотылек.
– А матрасец-то мне, доча…
– Так чего ж вы к девушке, давайте я, мадам, все в лучшем виде… ик!.. вам доставлю. – Мужичок пытается подняться, шебуршась, как опрокинутый на спину жук.
– И-и-и, сиди уже… Девка-то покрепче тебя будет. Вы что же, оба из военных? Или милицанеры? Счас модно девушкам в милицию идти, у меня – внучатая племянница, и тоже пошла… А чё ж? Льготы у вас, форма, опять же… Сериал этот… наш… как там?.. я наши-то не люблю… про Каменскую, с этой, с интердевочкой…
Я молча улыбаюсь, снимаю матрас с верхней полки, и бабка начинает моститься спать. Достает из сумки простынку, быстро и нежно, как младенца, пеленает матрас, повязывает темный платок поверх белого, ложится,