Зеркало. Елена Крюкова
она мою руку чуть не сломала, оттолкнула, вопит: жри сама свои таблетки!..
– Зинка, а может… это… ей полечиться лечь?..
– Панечка!.. Панечка!.. Разве нашу жизнь вылечишь!..
«…Я выплыла в людское море…»
…Я выплыла в людское море
Из этой гавани табачной,
Где керосином пахнет горе
И в праздники – целуют смачно.
Я вышла – кочегар метели —
Из этой человечьей топки,
Из этой раскладной постели,
Где двое спят валетом знобким.
Я вылетела —
В дикий Космос —
Из ледяного умыванья
Под рукомойником раскосым,
Из скипидаром – растиранья
При зимней огненной простуде,
Из общих коридоров жалких,
Смеясь и плача,
Вышла в люди
Из той людской, где все – вповалку.
– Игнатьевна!.. Ты че там скрючилась в три погибели?.. У тебя керогаз, што ль, не зажигатся?.. Дай помогу…
– Ну, помоги… Че двигашь меня локтем-от: локоть твой больно острый. Костыль прямо…
– Да потому што отойди. Чай, свет заслоняшь.
– Чай, весь не заслоню.
– Ну вот и все. Зажгла я тебе твою бандуру. Че варить-то собралась?
– Не суй нос… Чай, все то же: макароны.
– Растолстеешь, Киселева!..
– Може, в гробу и поправлюся… Мясца хочу… Зубов нету – не угрызу уже… А молодые зубки были – ох, жилы перегрызала!..
– Ну, ну, Киселева. Че реветь-то. Вари свое спагетти.
– Да уж сварю как-нито… А керогаз-то как пылат! Как сдурел… Огонь, огонь-то какой… Огонь-то… какой…
Киселиха ставит свечу перед иконой
Огонь! Из лодкою сложенных рук —
Огонь к закопченной иконе
Так рвется!.. – проросший и бешеный лук
Из тьмы черноземных ладоней…
Забыла совсем я, сколь, старой, мне лет
Пробило вчерась, намедни…
Сварила, сварила свой поздний обед,
Сходила к ранней обедне.
Вчерась раздеваюсь – да што ж это, ба!.. —
Гляжу – в гимнастерке… в лампасах… —
Как муж мой покойник!.. Во фрунт – голытьба
Вокруг офицерского баса…
Замучили Федю, два дула – к виску,
А я, молодая жененка,
Я всех революций срамную тоску
Кляла одичало и звонко!
Орала по улицам и площадям,
Какие вы есть, комиссары!..
Работа – рабочим, овес – лошадям,
А «бывшим» – сосновые нары…
Я двадцать пять лет оттрубила как штык!
При шмонах – смеялася лихо…
Твой рот к непотребной молитве привык,
Подстилка, раба, Киселиха…
Ну, выпустили – как линя – в водоем!
Лицо – что печеная свекла…
И в разуме штой-то подвиглось