Немного пустоты. Александр Муниров
дома.
Еще несколько секунд молчания.
– Как это вышло?
– Мы встретились через пару дней, познакомились…
– …и?
– …и все такое.
Мой друг медленно и отчетливо выругался.
– А ты понимаешь, – продолжил он еще немного помолчав, – что трахаться с человеком из жалости – не самая лучшая затея? Или ты решил, что раз она умрет, то можно напоследок?
– Послушай, – сказал я, – я сам до конца не понимаю, как так вышло. Просто мне захотелось ее увидеть и убедиться, что все с ней в порядке. Я даже не был уверен, что мы встретимся. И что теперь с этим делать – не совсем понимаю.
– Ты на самом деле инкуб…
– Скажи лучше вот что: Та вероятность в четырнадцать процентов – что это означает? От кого ее беречь, если что?
– Не надо никого ни от кого беречь! Ты вообще ничего не должен об этом знать. Почему, думаешь, этим занимаются специальные люди? – спросил мой друг и тут же сам ответил, – Как раз поэтому, чтобы другие не искали везде угрозу.
– Теперь уже поздно. В следующий раз промолчишь.
Он только вздохнул.
– Четырнадцать процентов – это, как ты понимаешь, вероятность смерти человека. Но вероятность не значит, что в четырнадцати случаях из ста он может погибнуть, все считается иначе. Отчего люди умирают – я не знаю. И никто не знает. Болезнь, неосторожность, самоубийство, тут кто к чему больше предрасположен. Как правило, проценты растут у человека с течением жизни. Исключения бывают, но в редких случаях. Когда, например, человек вернулся из какой-то опасной зоны.
– Например с войны?
– Например с войны. Во всех остальных случаях, я говорю о самых бытовых ситуациях, в большинстве случаев все прогнозируемо и тут ничего не поделаешь. И ничего делать не надо. Ты меня понял? Ни-че-го.
– А как понять когда все?
– Ты издеваешься?
– В смысле, как понять, что она уже одной ногой в могиле?
– Этим занимаются специальные люди. Мой тебе совет – держись от нее подальше.
– Да поздно уже.
– И ей ни в коем случае ничего не рассказывай. Сделаешь только хуже, причем всем – и ей, и себе, и мне тоже.
– Хорошо.
– Ладно, я потом позвоню.
Я остался один в пустом и безмолвном мире. Часа через четыре, первые солнечные лучи, высветят ржавые трубы и пустые цехи, асфальт и бетон и стайки бродячих собак – единственных местных жителей – беспородных потомков тех, кто охранял эти места. Сейчас же он был пуст и лишь две ниточки связывали меня с ним – телефон в руке и дверь за спиной, за которой спала девушка, которая должна была умереть.
Повернувшись и дернув за ручку двери я обнаружил, что дверь на балкон заперта.
Шаманка продолжала спать в той же позе, в какой я ее оставил – свернув одеяло и поджав под себя ноги. Выглядела она так, словно собиралась проспать целую вечность. Свет и здесь делил ее лицо не две части и если долго