В огненном плену. Карен Мари Монинг
же снова ныряю и быстро перекатываюсь – дважды, трижды, когда слышу свист ее копья за своей спиной. ЖЗЛ срываются с крыш, с шелестом и криками, как стая перепуганных грифов. Видимо, рассекающее воздух копье пугает и их.
На одну глупую, уязвимую секунду я приседаю у самой земли и не двигаюсь, пытаясь осознать случившееся: Мак действительно только что атаковала меня копьем, сделав очевидную попытку меня убить, то есть убрать с этой планеты, то есть покончить со мной навсегда. Похоже, я втайне даже от самой себя цеплялась за хрупкую надежду на прощение. Воздух за моей спиной словно становится холоднее от убийственной ярости, которая нависла надо мной. Если вы думаете, что эмоции не выделяют энергию, вы ошибаетесь.
Я вскакиваю на ноги, растирая щеки кулаками. Наверное, иней попал мне в глаза, когда я перекатывалась, и вызвал это жжение и слезы.
Я срываюсь на бег.
Мой рюкзак камнем падает с плеч. У, черт, Мак упустила меня, но, когда я уклонилась, поймала лямки моего рюкзака, а в нем вся моя еда! Я не знаю ни единого магазина в радиусе пятидесяти миль, где можно было бы найти продукты на полках. Моя сверхскорость вернется, а когда она вернется, мне срочно нужно будет подкрепиться. Я скольжу по льду, останавливаясь, и поворачиваюсь, чтобы забрать рюкзак.
Мак стоит, поставив на него одну ногу и подняв сияющее копье. Его края острые, как у бритвы. Мне кажется, что я вижу свое имя, которое на нем написано.
Посыл понятен.
– Ты не справишься без еды, Дэни. Прекрати от меня убегать. Я хочу всего лишь поговорить с тобой.
– Ты меня не обманешь! – Ненавижу Мак за то, что она продолжает притворяться. Вот с лобовой атакой я бы справилась. А это уклончивое дерьмо – просто низость.
– Я и не пытаюсь.
Еще как пытается. Она только что пыталась отрубить мне голову, вот зараза!
– Ну так что? Я должна поверить, будто ты отыскала меня, чтобы, типа, простить? По-твоему, я такая дура?
Глаза Мак наполняются тенями, и теперь она выглядит печальной.
– Жизнь – сложная штука, Дэни.
– Что это должно означать?
От злости и раздражения я готова выпрыгнуть из собственной кожи, словно виноградина во время отжима. Ненавижу, когда люди бросаются обобщениями, которые ты не в силах интерпретировать. Жизнь – сложная штука, поэтому я убью тебя быстро? Жизнь – сложная штука, поэтому я запытаю тебя до смерти, медленно, и все это время буду говорить, чтобы в процессе еще и свести тебя с ума? Жизнь – сложная штука, следовательно, я могу простить тебя, если ты во искупление вины совершишь Геракловы подвиги? Вариации бесконечны. Разве кто-то не знает, что жизнь – сложная штука? Меня интересует только то, как соотнести это с винтиками и болтиками моего существования. А ничего подобного люди никогда тебе не рассказывают.
– Иногда то, что мы считаем путем к свободе… становится нашими цепями, – произносит Мак. – Ты либо носишь их, либо ломаешь, и я… я не хочу их носить.
– Чувиха, нет никаких цепей. Я не вижу тут ничего, кроме тебя, себя, оружия и смерти, в случае если ты не отвалишь от моего