Ампутация души. Алексей Качалов
временем служба кончилась. К церковному крыльцу подкатил ярко красный «Опель», в который, снимая на ходу рясу, влез священник.
– Во, видал, – тут же прокомментировал данное событие Скипидарыч, – Наш Пафнутий службу отслужил – теперь прямо в райцентр, к «братве» в кабак оттянуться поехал.
Деснин не слушал болтовню Скипидарыча и лишь смотрел невидящим взором туда, куда тот указывал.
– Эх, Коля, худо тебе, видать, совсем. Пойдем ко мне, что ль?
– Водки, – наконец выдавил из себя Деснин.
– А, понял. Нам по пути – зайдем.
Деснин поднялся и неровной походкой отправился туда, куда увлекал его Скипидарыч.
Пил он много и не закусывая. Но водка не действовала. Она наполняла лишь желудок, но не могла заполнить той страшной пустоты, что была внутри. Деснин с трудом понимал где он. Смутно помнил лишь, как Скипидарыч, прихватив три бутылки водки, привел его в какую-то избу и усадил за стол. Уже заметно стемнело. Вдруг в окно ударил свет фар, и тени от рам побежали по стенам. Скипидарыч высунулся в окно.
– О, вот и наш батюшка явился, едрень фень. У, да с ним еще две бабы в придачу. Вот так вот – утром детей крестит, а вечером в кабине с девицами «причащается». И куда ж это его возили? Должно быть, бордель какой освящать, а баб, видать, бартером получил. А че, очень удобно. Вот он новый кабак в райцентре, который из библиотеки переделали, недавно освятил – теперь бесплатно туда бухать ездит каждый день. У, змей, а еще иеромонах называется. Эх, Коля, здесь такие дела… Вот завтра в себя придешь, расскажу – не поверишь. А помнишь, когда ты у Никодима был…
Скипидарыч не договорил, так как Деснин, при упоминании имени Никодима, перевел на него осоловелый, полубезумный взгляд.
– Ладно, темнить не буду, – совершенно серьезным тоном заговорил Скипидарыч. – Тебя сейчас только Никодим и интересует, знаю. Так вот, Коля, держись: чую я – неспроста этот пожар был.
Взгляд Деснина стал совсем страшен. Заиграли желваки, шрам на щеке как-то совсем посерел. Скипидарыч понимал, что еще немного – и перегнет палку, но, тем не менее, продолжал говорить:
– Неспроста, ох неспроста… Убили Никодима! – наконец, выпалил он то, что давно вертелось на языке.
Душа разгерметизировалась. Злой мир подло, исподтишка саданул Деснина в самое сердце. Непроницаемый кокон, который в течение этих семи лет вил Деснин вокруг души своей, лопнул. Зло мира со страшной и неумолимой силой врывалось в нее и разрывало изнутри. Зло, к которому, чтобы избежать отравления, словно к яду надо привыкать долго и постепенно, наполняло и отравляло нетренированную душу. Деснин просто захлебывался злом.
«Почему так?! Что же это за мир такой, в котором самого лучшего человека убивают?! – вихрем неслись в голове мысли, – Стало быть, нет на земле больше правды, совсем нет?!»
«Я смирился, я всем простил! – доносился откуда-то другой голос, – Зло в мире неизбежно и надо принять мир