Тёмная сторона зеркала (P.S.). Евгений Игоревич Ермизин
ведь он ещё так мало знает об этом мире, и ведь он ещё так мало пожил в этом мире. Но а страх, как раз таки страх то об этом мире знает всё, страх, он ведь видел этот мир, когда и сам этот мир был ещё маленьким мальчиком, и таких маленьких мальчиков, таких мальчиков, страх знал не одного.
И это всё ещё по-прежнему маленький мальчик. Но это уже и не он, от мальчика здесь уже ничего и не осталось, над всем здесь теперь заправляет страх. И это уже страх, источает желанием бес промедления выбраться из сего окутанного загадками мира. И это уже страх, осмотревшись, бросил свой взор к еле заметной тропе. И страху то сейчас всё равно, ему всё равно, чем для мальчика была эта тропа, и для страха уже всё равно, чем для мальчика станет эта тропа, и страху теперь всё равно, что станет с мальчиком на этой его тропе.
Ах, ах как же предостораживающе эта тропа таится среди неприветливых ветвей бранной хвои. И как же зло теперь ощетинилась эта хвоя, играя на солнце своими острыми иглами, и как же вожделенно теперь эти острые иглы желают вцепиться в дерзновенного малыша. И если бы мальчик только мог ведать, о той опасности, что скрывается от его взора, но тогда, тогда если бы он мог об этом ведать, тогда здесь бы не было место страху, но мальчик не о чём сейчас не ведает, и здесь сейчас и есть самое место страху. А страху, страху всё равно, страх живёт одним мгновением, для страха нет времени, всё чем живёт страх, всё это состоит в одном лишь мгновение, и что случится в это мгновение, об этом тоже ведает один только страх. И теперь, теперь страх завладел и мальчиком, и теперь, теперь и для мальчика, всё это не больше чем мгновение, а в этом мгновение, в этом мгновение, в нём скрывается целая вечность, и чем всё это закончится для мальчика, мгновением или вечностью, об этом сейчас знает только страх.
И теперь уже страх точно знает куда он поведёт мальчика, теперь перед ним уже прояснилось его следующее мгновение, и в этом мгновение, перед мальчиком теперь забрезжила в исполненном терпения ожидании целая вечность. И с присущим страху безразличием, он повёл подчинившегося ему мальчика к распахнувшейся пред ним призрачной надежде к избавлению от нависших над его обездоленным челом невзгод. И теперь-то уже мальчик и был предоставлен на растерзание злому року, сейчас, в каждом мгновение, для него и заключалась вечность, и бездумно бросив малыша, на проложенный тропою путь, страх всё дальше и дальше вёл его в затянутые тьмою лабиринты безвыходной неизбежности.
И нещадно теперь впивались в многострадальную плоть мальчика, назойливые, безжалостные иглы хвои. Растерзанные лохмотья, его обветшалой одежды, безвозвратно разрывались на трофеи, натужными ненасытными ветвями. И теперь, словно весь этот загадочный мир, в чьи владения попал мальчик, и частью которого ещё совсем недавно и был мальчик, нещадно отторгал его от себя, словно нежелательный элемент. И теперь то уже, этот мир, нетерпеливо требовал от малыша, будто бы в назидание за нечаянно открывшиеся его взору образы, тех тайн, чья участь навечно прозябать