Сияние. Стивен Кинг
никакого смысла продолжать не было. Мысли отца витали где-то в другом месте. Он его не слышал. Он снова думал о Скверном Деле.
(Мне приснилось, что ты сделал мне больно, папа.)
– О чем же был сон, док?
– Так. Ни о чем, – сказал Дэнни, когда они уже выезжали со стоянки, и сунул карты назад в бардачок.
– Ты уверен?
– Да.
Джек окинул сына немного встревоженным взглядом, но потом полностью погрузился в раздумья о своей пьесе.
Глава 6
Ночные размышления
Они закончили заниматься любовью, и теперь ее мужчина спал рядом с ней.
Ее мужчина.
Она слабо улыбнулась в ночной темноте, все еще ощущая, как его семя теплой струйкой стекает по чуть раздвинутым бедрам, и улыбка вышла грустной и довольной одновременно, потому что в словосочетании «мой мужчина» смешались сотни различных оттенков чувств. Причем каждое чувство, взятое отдельно, оставалось необъяснимым и смутным, однако все вместе во мраке перед погружением в сон они звучали как тихий блюз, который она когда-то слышала в почти пустом ночном клубе, меланхоличный, но приятный.
Любить тебя – все равно что ходить
По веревочке тонкой,
Но без любви не желаю я быть
Лишь твоей собачонкой.
Пела ли это знаменитая Билли Холидэй? Или кто-то попроще, вроде Пегги Ли? Впрочем, не важно. Песня была печальная, даже тоскливая, но в умиротворенном сознании Уэнди она звучала плавно и приглушенно, словно лилась из старомодного музыкального автомата, должно быть, «Вурлицера», за полчаса до закрытия.
Ее мысли начали слегка путаться, и она задалась вопросом, сколько разных постелей уже успела разделить с этим спящим рядом мужчиной. Они познакомились в колледже, а первый секс у них был у него в квартире… И это произошло менее чем через три месяца после того, как мать выставила ее из дома и запретила возвращаться. Если уж ей некуда податься, пусть отправляется к своему папаше, потому что именно из-за нее они развелись. Шел семидесятый год. Неужели так много воды утекло? В следующем семестре они съехались, нашли летнюю работу и потому сумели сохранить квартиру за собой, когда перешли на последний курс. Ту кровать она запомнила особенно отчетливо – огромная, двуспальная, но продавленная посередине. Когда они занимались любовью, ржавые пружины матраца словно считали колебания их тел. Той осенью она наконец-то полностью порвала со своей матерью. В этом ей помог Джек. «Ей только и нужно, что продолжать измываться над тобой, – говорил он. – Чем чаще ты ей звонишь, чем чаще приползаешь на брюхе с мольбой о прощении, тем с большим наслаждением она тычет тебе в лицо напоминаниями об отце. Ей это только в радость, Уэнди, потому что она может продолжать во всем винить тебя. А тебе делается все хуже». Сколько раз они обсуждали это в тот год на той самой кровати!
(Джек сидел, обернув вокруг пояса покрывало, сжимая между пальцами сигарету, смотрел ей в глаза – у него была манера делать это наполовину шутливо, наполовину сердито – и говорил: Она ведь велела тебе никогда больше не возвращаться,