Пещера. Марина и Сергей Дяченко
Когда по всем улицам деловито сновали мальчишки и, встретившись, спрашивали друг у друга: «Махи не видел?» Когда уже готово было другое, маленькое колесо, когда улицу, где дымились остатки дома, прочесывали и обыскивали соседи, и утомились, так никого и не отыскав, и ушли до утра, а он стоял перед дымящимися развалинами уже в отчаянии, но все равно знал, что переберет пепелище по досточке, по кирпичу, но либо отыщет девочку, живую или мертвую, либо точно будет знать, что ее здесь нет… Когда, после долгих и безнадежных усилий, он скорее угадал, нежели услышал ее присутствие и достал из железной бочки около забора ее обмякшее…
– А почему ты не говоришь, что меня спас? – спросила Махи, водя сухой травинкой по кромке нижней губы.
– Почему? – переспросил он тупо.
– Ну, ты мог бы сказать… оправдаться… что ты меня спас… раз уж так вышло, что должны были тебя убить, а убили папу…
– Почему я должен оправдываться?
…Тяжелое тело, проворачивающееся вокруг торчащей из живота оси…
– А правда, – спросила Махи, не поднимая головы, – что оттудиков присылают к нам, чтобы они отравляли колодцы?
– Разве я отравил хоть один колодец? – спросил он устало.
– Откуда мне знать? – Махи вздохнула. – Зачем они, эти оттудики, вообще тогда нужны?
– Давай поспим. – Он пристроил под голову рваную сумку. – Сейчас выспимся – ночью пойдем…
– Ночью… – сказала Махи испуганно. – Здесь, в горах… Ночью…
– Не бойся, – сказал он неуверенно.
Песок на солнце казался огненно-белым. Тень, в которой укрылись путники, казалась черной как ночь.
– Мы все равно не дойдем, – сказала Махи равнодушно. – Здесь посты… здесь щели, горные княжества, облавы на бродяг, на чужаков и на оттудиков… Танки, а правда, что ТАМ хорошо?
– Да, – сказал он не задумываясь. – Там очень хорошо, Махи. Там люди не убивают людей…
– Почему же ты пришел СЮДА?
Он не ответил.
– Может быть, ты не хотел сюда идти? – продолжала допытываться девочка. – Может быть, тебя послали?
– Кто же мог меня против моей воли послать?
Махи удивилась:
– Разве некому?
Тень передвинулась; бродяга подтянул сумку на новое место и снова лег, вытянув ноги.
– Танки… Это твое настоящее имя?
– Почти.
– А сколько тебе лет, Танки?
Он молчал.
– Ну, восемнадцать есть хотя бы? – Она была очень серьезна, как будто от ответа на этот вопрос зависело нечто важное.
– Мы дойдем, – сказал он сквозь зубы.
Махи вздохнула – устало, по-взрослому.
Гремели цикады. По склону далекой горы пылила еле различимая отсюда повозка; бродяга поднялся на локте. Всмотрелся, прищурив глаза.
– Они не думали, что оттудики бывают такими молодыми, – сказала Махи, глядя вдаль. – Иначе они подумали бы на тебя… И не трогали бы моего папу.
Бродяга молчал.)
Павла возвращалась в сумерках.
Шла, низко опустив голову, покачивая тяжелым «дипломатом»; уже в который раз за прошедшие несколько дней