Клеймо зверя (сборник). Оскар Уайльд
особенного, – ответил Боулт. – Моя жена сказала вам, что вы оба вольны отправиться куда угодно? Она была так любезна, что объяснила мне положение дел. Вы, оказывается, мой верный друг, Каррел, не так ли?
Каррел крикнул и попытался составить какую-то дурацкую фразу насчет своей готовности дать «удовлетворение». Но чувство его к этой женщине умерло, выдохлось в период дождей, и мысленно он бранил ее за ее непозволительную болтливость. Ведь так легко было бы порвать связь мягко и постепенно, а теперь на шею ему навязалась…
Голос Боулта прервал его мысли:
– Не думаю, что, убивая вас, я получу хоть какое-нибудь удовлетворение, и совершенно уверен, что вы не получите ни малейшего, убив меня.
Потом ворчливым тоном, до смешного несоразмерным его обиде, Боулт добавил:
– Очень жаль, что у вас не хватает порядочности остаться с женщиной, раз уж вы ее заполучили. Вы и ей тоже верный друг, не так ли?
Каррел долго и серьезно смотрел на него. Он уже переставал что-либо понимать.
– Что вы этим хотите сказать? – промолвил он.
Боулт ответил – скорее самому себе, чем Каррелу:
– Моя жена только что пришла к миссис Вансейтен, а вы, видимо, сказали миссис Вансейтен, что никогда не любили Эмму. Очевидно, вы солгали, по своему обыкновению. Какое вам дело до миссис Вансейтен или ей до вас? Хоть раз в жизни постарайтесь сказать правду.
Каррел, не моргнув глазом, выслушал двойное оскорбление и ответил другим вопросом:
– Продолжайте. Что случилось дальше?
– Эмма упала в обморок, – просто ответил Боулт. – Но слушайте-ка, что именно вы говорили миссис Вансейтен?
Каррел расхохотался. Миссис Боулт своим необузданным языком разрушила все его планы; но, по крайней мере, он теперь имел возможность отомстить человеку, в глазах которого попал в унизительное и позорное положение.
– Что я говорил ей? Как вы думаете, с какой целью мужчина лжет подобным образом? Если я не очень ошибаюсь, я, вероятно, говорил почти то же самое, что и вы.
– Я-то говорил правду, – отозвался Боулт, и на этот раз обращаясь скорей к самому себе, чем к Каррелу. – Эмма сказала мне, что она меня ненавидит. Она не имеет прав на меня.
– Еще бы! Конечно, нет! Ведь вы ей всего-навсего муж. А что сказала миссис Вансейтен, когда вы положили к ее ногам свое освободившееся сердце?
Задавая этот вопрос, Каррел чувствовал себя почти добродетельным.
– Это не имеет значения, – ответил Боулт, – и… не ваше дело!
– Нет, мое! Говорю вам, что мое! – начал Каррел без всякого стеснения.
Речь его была прервана взрывом хохота, вырвавшимся у Боулта. Каррел на секунду умолк, но вдруг тоже расхохотался и хохотал долго и громко, трясясь в седле. Неприятно оно звучало, это невеселое веселье двух мужчин на длинной белой полосе Наркарской дороги. В Кашиме не было посторонних, но, будь они здесь, они подумали бы, что плен в Досехрийских горах свел с ума половину европейского населения станции. Но вот хохот резко оборвался. Каррел заговорил первым:
– Ну,