Год Мужчины. Эффект женщины. Александр Гордиенко
находился – она всегда была с ним. Женщина, которую он любил, любил безумно, безмерно и безнадежно.
Они договорились, что он не будет ей писать. Она настояла на этом. Она все знает. Знает, что ждет. Знает, что для него нет ничего более важного в жизни, чем она. А она раз в неделю присылает ему small message service (sms), чтобы не сойти с ума от разлуки. Как правило, короткую: «Я с тобой».
«Ну, понятно, дети рядом… Совсем ни к чему лишний раз унижать мужа – он, по-видимому, хороший отец и обычный нормальный человек (за плохого она бы и не вышла), единственно что – нелюбимый… Проблемы по работе? Вряд ли. Это не повод не писать. Потеряла телефон и не помнит твоего? Гм… Не хотелось бы об этом думать – потому как, если не помнит, значит для нее это особо и не важно…» – Железнов мучительно пытался «вычислить» причину Машиного молчания, раз за разом обходя стороной одну и ту же мысль, с которой он категорически не хотел мириться: Маша устала. Устала от двойной жизни, от немых укоров мужа. Устала от ожидания. От ожидания, когда закончится эта трехлетняя новозеландская командировка на край света, от ожидания, пока дети вырастут, и от молчания Железнова, которому она под страхом сохранения их любви приказала молчать…
Железнов поднял руку. Бармен Штоссер (Железнов как-то не удосужился узнать, что означает эта последовательность букв – прозвище или фамилию) отреагировал моментально – кивнул головой и совершил несколько несложных манипуляций с бутылкой, бокалом и их перемещением в сторону Железнова, определяемых простым понятием «повторить».
От размышлений Железнова оторвал телефон – Наум:
– Да, Няма.
– Саня, ты где? Я тут у тебя в кабинете наблюдаю грустного, одинокого и молчаливого Оберста, ты что, уволился?
– Спит он. Не разбуди. У тебя редчайшие аналитические способности – не всякий мозг может связать часовое отсутствие в офисе с увольнением.
– Так двадцать два тридцать всего. Я тут на монтаже парюсь, а ты свалил. Без спроса, заметь.
– Я так понял, есть хочешь?
– Стал бы я тебя по мелочам беспокоить.
– Женился бы ты и по вечерам имел бы котлетки горячие в постель.
– Саня, вот ты скажи мне – ну что я тебе такого сделал, чтобы ты мне гадости на ночь глядя говорил?! А? Вот что?
– Это зажаренная картошечка с котлетками – гадость?! В мусорном бачке ты не бомжевал!
– Картошечка… – чувствовалось, что Наум голодно сглотнул. – Саня, ну почему ты не женщина, я бы…
– Размечтался. Ладно, так и быть, устрою тебе фронтовой ужин.
– Это что?
– Бутылка водки, огурцы соленые, селедка, банка тушенки, шматок сала…
– Шматок сала, – в голосе Наума звучало блаженство, – и картошечки…
– Сейчас заскочу в «Азбуку» и – домой, стол накрывать. За полчаса управишься?
– Считай, что уже все бросил и бегу!
Железнов схлопнул телефон и уже махнул было рукой Штоссеру: «Счет, пожалуйста», но не срослось – загораживая стойку, перед ним стояла Екатерина Строева. Собственной персоной. И – в полный рост.
– Здравствуйте,