Фантастика. Борис Акунин

      Домой Роб шел, слегка пошатываясь, будто поддатый. Он и в самом деле слегка опьянел.

      Во-первых, от невероятной, фантастической победы в химлаборатории. Правда, кайф малость подмачивала мыслишка, что Регинка досталась ему не по-честному, да и сама она от всей этой возни как-то девальвировалась. Раньше была королевой, выражаясь возвышенным слогом, владычицей грез. А превратилась в какого-то робота с инструкцией по применению: нажал на кнопку один – пищит, погладил панельку два – мурлычет. Что в субботу он эту леди Чаттерли трахнет – без вопросов.

      Это ладно.

      Куда сильней пьянило сознание, что его Дар в сто, в тысячу крат драгоценней, чем казалось вначале.

      С помощью своего Дара Роб мог достичь всего, чего пожелает. Он был властелином мира!

      Саморамашел, или Всемирно-историческое значение ВОСР

      Как уже было сказано, после выпускных Роб собирался сначала ткнуться на филфак, а когда срежется, спарашютировать в Пед имени Ленина. Но властелину мира киснуть в этом простоквашном заведении было не к лицу, и Дарновский принял до безрассудства смелое решение: поступать в МГИМО, причем прямо на факультет международных отношений, в самый что ни на есть блатной заповедник, где две трети мест заранее расписаны, а остальные зарезервированы для выпускников рабфака. По слухам, «с улицы» в этот царскосельский лицей пробивалось максимум два-три человека, из медалистов.

      Значит, медаль нужно было добыть, кровь из носу. Проблема заключалась в том, что по разнарядке золотой кругляшок выдавался один на школу, а в параллельном классе «Б» училась Милка Зайчицкая, дочка члена политбюро. Между прочим, тоже отличница, так что медаль Робу никак не светила, даже если историк Борис Сергеевич проявит принципиальность.

      Прежний Дарновский посопел бы и утерся, но теперь, когда фамилия Роба открыла свой сокровенный смысл (происходила она от слова «Дар», тут без вариантов), сдаваться без борьбы не подобало.

      Милка была очкастенькая, тихая, похожая на мышь. Никто к ней не клеился – и не потому что страхолюдная, а потому что папани боязно. Не говоря уж про то, что Зайчицкую в школу привозили на большой черной тачке, и потом до конца уроков в раздевалке сидел охранник, решал кроссворды.

      Роб подошел к Милке на перемене и сразу взял быка за рога.

      – Слушай, она тебе нужна, эта медаль? – укоризненно спросил он, глядя августейшей мышке в глаза.

      «О чем он? Какая медаль?», – с искренним удивлением спросил нежный, запинающийся голос.

      – Какая медаль? – сказала Милка вслух. Внешний ее голос, увы, звучал хуже внутреннего.

      – На которую тебя директор с завучем тянут. Потому что перед твоим отцом прогнуться хотят. Ты же и без медали куда хочешь поступишь, тебе только пальцем ткнуть.

      Она часто-часто замигала.

      «Как стыдно, господи, как стыдно, неужели правда?»

      – Ты это точно знаешь? Про директора с завучем?

      – Точно.

      «Зачем он мне это?»

      – А… а зачем ты мне это говоришь?

      – Затем,