Котел. Василий Варга
капля крови, что дороже любой революции, растерявшиеся соратники по партии, демарш Богословской, вовсе покинувшей партию, – все это вместе взятое помешало ему принять единственно правильное решение и сказать: дорогие швабы, дорогие и любимые янки! Возвращайтесь по домам и отдыхайте, а я разберусь как-нибудь сам в своем бедном государстве. Был же пример с Лукашенко в Белоруссии. Руководитель небольшой страны оказался смелым, волевым, несговорчивым. Он собрал весь дипломатический корпус, всех швабов и америкосов (невиданное дело) и приказал им покинуть его страну в течение двадцати четырех часов. И швабам, и америкосам, всем, кто давал советы и даже грозил санкциями Лукашенко, ничего не осталось делать, как паковать чемоданы и возвращаться домой. А Лукашенко, вздохнув свободно, в течение часа разогнал своих смутьянов, рвущихся к власти. Елена Лукаш, последняя подруга президента напоминала ему об этом, но вместо того, чтобы прислушаться, он сидел по семь, по восемь часов в своем, пока еще своем роскошном кабинете, и слушал бредни криворотой красавицы Кэтрин Эштон. Когда Эштон уставала, ее сменяла статная, широкоплечая и толстозадая лесбиянка Виктория Нудельман, она твердила о том, что надо уступать, уступать и еще раз уступать, как это делает любой руководитель демократического государства. Президент делал еще одно преступление перед своим народом и перед собой тоже – он кивал головой в знак согласия, подтверждал, что на него можно давить до тех пор, пока совсем не задавишь. Он не думал, а может, в этом виновата умственная скудость, что нельзя, что преступно посылать безоружных ребят, чтоб их жгли коктейлями Молотова, разбивали им головы булыжниками весом с килограмм.
Вот только что ушли от него руководители трех оппозиционных партий – Яйценюх, Клочка, Тягнивяму. Они улыбались, заверяли, что их подопечные находятся на Майдане, преследуя мирные цели, что они сейчас, прямо сию минуту, отправляются на Майдан, поговорят с ребятами, чтоб те не кидали мирные булыжники в мирные головы беркутовцев, а когда оказывались за дверью приемной, дико ржали и крутили пальцем у виска. Они не шли, а бежали на Майдан. Там уже произносил речь Вальцманенко. Трупчинов тоже лез, но Вальцманенко шпынял его плечом в плечо, отойди, мол, Коломойша.
Непобедимый боксер европейского масштаба Клочка вытягивал руку вперед, уступите, мол, и произносил речь, его теснил Яйценюх, страдавший словесным поносом, Яйценюха выталкивал Тянивяму. Он обещал повстанцам шествие по Красной площади в Москве с мешками через плечо набитыми отрезанными головами москалей. Его, чаще всего его Тянивяму, встречали бандеровцы криками ура, а когда выступал Клочка или Яйценюх, плевались, а то и выкрикивали: геть!
Если в это время Виктория Нудельман лезла в мешок, который тащили два смуглых молодца, и извлекала пирожки, суя в рот бандеровцу – голодному и дрожащему от холода, получался праздник.
У президента тоже были свои люди, служба безопасности, разведка, которые ему докладывали, как ведут себя главари партий, какое бесчи�