Диктатор. Роберт Харрис
семья: возвращение нашей собственности, утешение жены и детей, отмщение нашим врагам и восстановление нашего состояния.
– Самый быстрый способ восстановить состояние – это заниматься зерном, уверяю тебя.
– И все равно я должен остаться в Риме.
Широкое лицо Помпея Великого вытянулось.
– Я разочарован, не скрою. Я хочу, чтобы с этим поручением было связано имя Цицерона. Оно придаст веса моему делу. А что насчет тебя? – спросил Помпей, повернувшись к хозяину дома. – Ты сможешь с этим справиться, полагаю?
Бедный Квинт! Последнее, чего он хотел, вернувшись в Рим после двух сроков пребывания в должности пропретора в Азии, – это снова подняться на борт корабля и иметь дело с фермерами, торговцами зерном и агентами по отправке грузов. Он поежился и запротестовал, уверяя гостя, что не подходит для этой должности, поглядывая при этом на брата в поисках поддержки. Но Цицерон едва ли мог отказать Помпею во второй просьбе – и на сей раз он промолчал.
– Хорошо, значит, решено, – Помпей хлопнул по подлокотникам кресла в знак того, что дело улажено, и поднялся. При этом он издал натужный звук, и я заметил, что этот человек становится довольно тучным. Ему, как и Цицерону, шел пятидесятый год.
– Наша республика переживает самые напряженные времена, – сказал он, обнимая братьев за плечи. – Но мы справимся с ними, как всегда справлялись, и я знаю, что вы оба сыграете в этом свою роль.
С этими словами Гней Помпей крепко прижал к себе этих двоих, стиснул их и некоторое время удерживал так, пригвоздив слева и справа к своей обширной груди.
IV
Назавтра, рано утром, мы с Цицероном поднялись на холм, чтобы осмотреть руины его дома. Роскошное здание, в которое он вложил столько средств и престижа, было теперь полностью разрушено, девять десятых огромного участка заросли сорняками и были завалены булыжниками, и сквозь спутанную траву едва можно было разглядеть, где же раньше были стены. Марк Туллий наклонился и подобрал один из торчащих из земли опаленных кирпичей.
– До тех пор пока это место мне не вернут, мы будем целиком в их милости – ни денег, ни достоинства, ни независимости… – вздохнул он. – Каждый раз, выйдя на улицу, я невольно смотрю сюда, и это напоминает мне о моем унижении.
Края кирпича раскрошились в его руке, и красная пыль потекла сквозь его пальцы, как высохшая кровь.
В дальнем конце участка на высоком постаменте стояла статуя молодой женщины. Вокруг подножия этого постамента были сложены подношения – свежие цветы. Выбрав это место для святилища Свободы, Клодий решил, что сделал его неприкосновенным и, следовательно, Цицерон не сможет его вернуть. В утреннем свете было видно, что мраморная женщина хорошо сложена. У нее были длинные локоны, а тонкое платье соскользнуло с плеча, обнажая голую грудь.
Мой господин, подбоченившись, рассматривал ее и в конце концов сказал:
– Свобода ведь всегда изображалась в виде матроны в митре?[27]
Я
Митра (здесь) – покрывавший голову женщины кусок материи в виде чепчика, доходившей до половины головы и оставлявшей спереди открытыми уложенные волосы.