Лучшая фантастика XXI века (сборник). Кори Доктороу
брат Джейми, вот когда мы его потеряли.
– Не надо говорить об этом.
– Понимаешь, после этого все изменилось. Вот что заставило твою мать так себя вести. Большинство кого-то потеряли, но ты же знаешь этих Рихтеров. Этот большой дом на холме. Когда выпадал снег, они все катались на санках. Тогда мир был другим.
– Не могу себе представить.
– Ну, мы тоже. Никто ни о чем не догадывался. Но поверь, мы старались догадаться. Все пытались угадать, что еще они учинят. Но снег? Я хочу сказать, как можно быть таким бессовестным?
– Сколько?
– О, тысячи! Тысячи.
– Нет, я имею в виду Рихтеров.
– Все шестеро. Сначала дети, потом родители.
– Но ведь необычно, что и взрослые заразились?
– Ну, мы не играли в снегу, как они.
– Значит, тебе удалось что-то почувствовать.
– Что? Нет. Мы тогда были слишком заняты. Очень заняты. Хотел бы я вспомнить. Но не могу. Чем мы были тогда заняты. – Он трет глаза и смотрит в окно. – Это не ваша вина. Хочу, чтобы ты знала: я это понимаю.
– Папа.
– Я имею в виду детей. Просто мир, который мы вам дали, такой злой, что вы не поняли разницы.
– Мы поняли, папа.
– Ты все еще не поняла. О чем ты думаешь, когда думаешь о снеге?
– О смерти.
– Ну вот, в том-то и дело. А до того, как это случилось, снег означал радость. Мир и радость.
– Не могу представить.
– Об этом я и говорю.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Мама накладывает спагетти, пододвигает ко мне тарелку, прислоняется к кухонному столу и смотрит, как я ем.
Я пожимаю плечами.
Она прижимает холодную ладонь к моему лбу. Делает шаг назад и хмурится.
– Ты ведь ничего не ела у этих девочек?
Я качаю головой. Она собирается что-то сказать, но я говорю:
– А другие дети ели.
– Что? Когда?
Она наклоняется ко мне так близко, что я вижу резкие линии макияжа на ее коже.
– Бобби. И другие дети. Они ели конфеты.
Она сильно ударяет ладонью по столу. Тарелка с макаронами подпрыгивает, ложка тоже. Проливается немного молока.
– Я же тебе говорила? – кричит мама.
– Бобби сейчас все время играет с ними.
Она смотрит на меня, качает головой и с мрачной решимостью стискивает зубы.
– Когда? Когда они ели эти конфеты?
– Не знаю. Несколько дней назад. Ничего не случилось. Они сказали, что конфеты хорошие.
Мама, как рыба, молча открывает и закрывает рот. Она резко поворачивается, хватает телефон и выходит из кухни. Дверь захлопывается. В окно я вижу, как мама расхаживает по заднему двору, размахивая руками.
Мать созвала городское собрание, и все пришли на него, одетые как в церковь. Не было только – по очевидным причинам – Менменсвитцерзендеров. Большинство привели детей, даже младенцев, которые сосали большой палец или уголки одеяла. Я была там, Бобби со своим дедом тоже; его дедушка сосал пустую трубку и что-то шептал внуку во время обсуждения, которое