Слова, которые ранят, слова, которые исцеляют. Как разумно и мудро подбирать слова. Раввин Иосиф Телушкин
мой кошель украл пустое…
Но доброе мое крадущий имя
Ворует то, чем сам богат не станет,
Но без чего я нищий (Отелло, Акт III, сцена 3).
Суждение Шекспира выглядит неоспоримым. Человек, лишившийся благодаря сплетнику своего доброго имени, становится действительно разорен, но при этом сам сплетник не получает никакой явной выгоды. Или же получает?
В действительности выгода, которую получают от распространения злых сплетен, может быть неосязаемой,[27] но при этом вполне реальной. Важнейшей причиной наших сплетен является то, что принижая мнение о других, мы поднимаем мнение о себе. В наблюдении падения общественного мнения о ком-то, на самом деле есть невероятное психологическое удовлетворение.
Мало кто из нас хочет признать маленькую грязную тайну о том, что, когда мы передаем сплетню, нами движет лишь забота о собственных интересах. Мы скорее убедим других (и, возможно, самих себя), что передаем слухи только потому, что интимные подробности из жизни других столь притягательно интересны. Если это так, то почему мы почти всегда передаем сплетни только о тех, с кем мы находимся на одной социальной ступени, или о тех, кто выше нас? Редко обсуждают интимные подробности жизни уборщиц или садовников. Позволяет нам почувствовать себя лучше именно то, что принижает высокое общественное мнение о людях, с кем мы состязаемся за положение в обществе, кто нам равен и/или выше нас.
Необычайный интерес общественности к несчастливому браку английского принца Чарльза и принцессы Дианы отражает определенное холодное (жестокое) удовольствие в созерцании унижения членов английской королевской семьи, удовольствие узнать, что жизнь престолонаследника и его прекрасной супруги, при обманчивой видимости, лишена счастья.[28] Похоже, бесконечные подробности о «несчастьях богатых и знаменитых» дают возможность многим людям почувствовать себя лучше.
Огромное наслаждение мы получаем также и наблюдая падение тех, кто призывает нас к нравственной жизни. Так, священник, замешанный, по слухам, в скандале, особенно сексуальном, становится предметом самых грязных и безжалостных сплетен. Подобные сплетни снимают с нас сильное моральное давление, поскольку раз тот, кто требовал от нас придерживаться нравственных принципов, продемонстрировал, что сам им не следует, то это освобождает нас от нравственных обязательств.
В своей новаторской статье «Право на личную жизнь», вышедшей в «Гарвардском правовом обозрении», Самуэль Ворэн и будущий судья Верховного суда Луис Брандеис отметили притягательность грязных сплетен, обращающихся «к слабой стороне человеческой натуры, которая никогда не упустит возможности отметить злоключения и пороки наших соседей».[29] Термин «слабая» можно легко заменить на «злорадная» или «садистская». У нас могут быть и другие, более возвышенные личные качества, но наши мотивы, когда мы делимся пикантными подробностями о невзгодах других, редко бывают благородными.
Другой способ, дающий нам возможность
Порой распространению слухов могут послужить и финансовые мотивы, как в случае с владельцем бизнеса, который распускал слухи о конкуренте, надеясь вывести его или ее из этого вида деятельности.
Случилось так, что в течение 1992 года три из пятнадцати книг, вошедших в список документальных бестселлеров «New York Times», оказались описанием весьма несчастного супружества Чарльза и Дианы. Другая возможная причина столь повышенного интереса к королевской чете – трудности, с которыми столкнулась Диана, напомнившие как взрослым, так и детям о сказках, повествующих о несчастных принцессах; несомненно, миллионы мужчин воображали, что они смогли бы пробудить в Диане ту любовь, которую не смог пробудить ее королевский супруг.
Самуэль Ворэн и Луис Брандеис, «Право на личную жизнь», «Гарвардское правовое обозрение», 15 декабря, 1890; переиздано в сборнике «Убийство предтечи: 100 лет критики в средствах массовой информации» (New York: Columbia University Press, 1989), под редакцией Тома Голдстейна, стр. 9.