Темное время суток. Фантастический роман. Ян Бадевский
весна.
Порывшись в блокноте, он наткнулся на телефон Полины. Подрубил свой «АОН» к сети и позвонил. Трубку не взяли. Ни в тот день, ни на следующий вечер. Мобильный оператор утверждал, что абонент временно недоступен. Зато Серега пригласил Рамона в Зеленый Бор. На шашлыки. И Рамон поехал.
Ее там не было.
Правда, нарисовался какой-то выродок, отсидевший срок за грабеж. Попытался развести Рамона «по понятиям». Дело замяли. Дурака увезли со сломанной в двух местах рукой, свернутой челюстью и треснувшим ребром. Рамон, извинившись, заплатил за ущерб. И распрощался с хозяевами дачи. Навсегда.
Июнь. Спустившись на второй этаж, он открыл почтовый ящик. Достал конверт. С авансом.
И приглашением сюда.
В оккупированный слой.
…Рамон думал обо всем этом, плутая на «чероки» по окрестностям Ильинска. Проезжая мимо покинутых деревень и хуторов, ветшающих комбинатов и лесопилок. Останавливаясь, чтобы свериться с безнадежно устаревшей картой.
Леа спал, Ефимыч читал Библию.
– Ефимыч!
– А?
– Не надоело?
– Давай рули.
– Мы забрались, твою мать, хрен знает куда. К вечеру не управимся.
– Господь поможет.
Рамон скривился. Если Кадилов грузится «святым текстом» – лучше с ним не общаться.
По зеленке кружили до заката.
В сгустившихся сумерках выбрались с заросшего травой проселка на относительно приличное шоссе.
В замедленном сне горизонт выдвигал заводские корпуса и трубы, ряды металлических цистерн, однотипные коробки микрорайона. Вдоль шоссе тянулись догнивающие столбы с провисшими и кое-где оборванными проводами. На них гнездилось воронье – истинные владыки любого мира. Мимо проплыла автобусная остановка: выложенный плиткой фрагмент земли, спрятавшийся от непогоды под дырявой шиферной крышей. В окнах отдельных многоэтажек горел свет. Но не тот, прежний, электрический, теплый и привычный. Новый свет новой реальности – питающийся керосином и воском. Справа потянулся унылый железобетонный забор. На отдельных секциях выцветали, таяли год за годом урбанистические фрески. Граффити. Ржавел у обочины помятый, с выбитыми стеклами, троллейбус. Шорох шин, казалось, разносился на многие кварталы окрест, заглушая неразборчивые бытовые звуки квартир, чердаков и подвалов. Где-то, лязгнув, сдвинулась заглушка канализационного люка… Рамону почудился человеческий силуэт, юркнувший в парадную. Он сбавил скорость до сорока – привычка дисциплинированного горожанина.
– Не советую, – бросил Кадилов. – До заправки еще минут двадцать.
Бросив взгляд на карту, Рамон свернул на широкий проспект, ощеренный десятками потухших фонарей, облезлой рекламой и пыльными манекенами в разваливающейся одежде. Сквозь треснувшую мостовую тротуаров пробивалась трава. Заходящее солнце расстелило длинные тени, и среди них Рамон