Андские рассказы. Возвращение домой. Павел Саксонов
Почему Ланлаку, собираясь вернуться для мести, намеревалась сохранить в тайне место гибели тела той, кого принимали за студентку из Боливии – Марию Эспиносу? Какой в этом смысл? Если Ланлаку нельзя убить простым кухонным ножом, разве она не может вернуться и без сохранения каких-то тайн, приняв то же самое обличье? И зачем молодому человеку понадобилось возвращаться на заправочную станцию в Рождественскую ночь – в ночь необычного звездопада?
«Ланлаку, конечно, может легко вернуться и сама по себе, – священник стал очень серьезным. – Ей ничто и никто не мешает прямо сейчас открыть вот эту дверь и войти вот в эту комнату…» Журналисты и полицейские с испугом уставились на дверь, но та, к счастью, не открылась и никто в нее не вошел. Однако от слов священника волосы на головах дыбом встали у всех. «Но ей это не нужно. По крайней мере, я на это надеюсь. Ей нужно было вернуться в мир в точности в том же обличье, в каком ее убили, а это возможно лишь в том случае, если сохранились останки: только по ним она способна воссоздать тот облик. Но главное, это возможно еще и только в том случае, если снова откроются ворота между мирами, потому что физические останки не принадлежат ни миру мертвых и нерожденных, ни тому неизвестному миру, в котором обитает сама Ланлаку. Я надеюсь, что она по-прежнему желает вернуться в наш мир именно в том обличье, а не в каком-то новом, иначе мы можем ее и не узнать. Ведь ей и в самом деле ничего не стоит взять любое другое тело и затесаться в нашу компанию… ну, скажем…» – священник ненадолго задумался. – «Скажем, под видом выпускницы полицейского училища. Или журналистки-стажерки, направленной на практику в вашу газету или на ваш телевизионный канал. Я очень на это надеюсь…» – священник хмыкнул, увидев вытянувшиеся лица, и поспешил исправиться: «Очень надеюсь на то, что ей по-прежнему нужен облик Марии Эспиносы. Я надеюсь на это, потому что никаких явных причин для возвращения именно в нем у нее вроде бы как не осталось. Да, она хочет отомстить, а месть сладка лишь при определенных условиях, особенно если это – нечто инфернальное вроде восстания мертвых из могил. Но она должна знать, что ее возлюбленный и одновременно убийца уже и сам мертв. Остается только кассир, принимавший участие в убийстве и собиравшийся принять участие в еще одной процедуре, но… кассиру-то можно отомстить и в любом другом образе. И все же, я надеюсь, что и это не так. Да и сами-то мы ничего не знаем о судьбе тогдашнего кассира: ни что с ним, ни где он. Возможно, и он уже давным-давно мертв. Но будем надеяться на лучшее».
Но что же случилось на заправочной станции? «Думаю, вот что…» – священник дотронулся рукой до крестика: видимо, дальнейшее ему нравилось далеко не так, как приключившийся с Ланлаку конфуз. – «Когда молодой человек понял, что имеет дело отнюдь не с обыкновенной безобидной девушкой, которую можно любить, как можно любить любую обычную девушку; насчет которой можно строить