Горький аромат фиалок. Роман. Том второй. Кайркелды Руспаев
одутловатом лице. Он весь ей опротивел. Лежа с открытыми глазами рядом с Семеном Игнатьевичем, слушая его раскатистый храп, Татьяна вспоминала, как месил ее Владимир, разминая ее тело до последней косточки, до последнего хрящика, доводя ее до полного экстаза.
Воспоминания распаляли ее, и она со слезами на глазах мастурбировала, постанывая и выгибаясь своим отучневшим за последние годы телом. Однажды Семен Игнатьевич проснулся внезапно и всполошился:
– Что с тобой? Ты заболела?
На что она отреагировала слишком резко:
– Чего не спишь?! Храпи дальше, болван ты бесчувственный!
Ее душили слезы; впервые после развода с Владимиром она заплакала, заревела, от обиды на него, от обиды на себя…
– Дура я, дура! – кляла она себя, – Господи! Какая я, в самом деле, дура!
После той ночи она запила. Сначала только прикладывалась к рюмочке наливки, настойки, хорошего вина, но скоро перешла к водке. И начала курить. Если то, что она «тяпнула малость» удавалось как-то скрывать от Семена Игнатьевича, то запах табака он учуял сразу.
– Не пойму, почему здесь пахнет дешевым куревом? – спросил он, морща нос, – Кто-то был у нас?
– Кто к нам придет?! – отвечала Татьяна зло.
– Но откуда здесь такой запах?
– Оттуда!
Семен Игнатьевич недоуменно пожал плечами, и до конца ужина не проронил ни слова, выводя Татьяну из себя тем, что время от времени принюхивался с подозрением.
Но шила в мешке не утаишь, и скоро он застал Татьяну пьяной. В стельку! Она лежала на диване с дымящей сигаретой меж пальцев. Он бешено затормошил ее, а она только плевалась и материлась. Можно представить его возмущение, и можно представить скандал, который он закатил наутро. Но Татьяна нахально отшила его.
– Я буду пить, сколько хочу, и когда захочу! – орала она, пугая его свирепым с похмелья лицом.
– И курить буду, не смей делать мне замечания! Я не продавщица в твоем магазинчике.
Его особенно выводило то, что его гордость, его супермаркет она называла теперь паршивым магазином или магазинчиком.
– Но ты мне жена! – попробовал он урезонить ее.
– Ну и что?!
Татьяна стояла, уперев руки в бока и угрожающе нависая над ним.
– Жена – не рабыня! Я буду делать, что мне вздумается. А если недоволен – вон дверь!
Татьяна сама удивилась своей наглости – квартира, на дверь которой она указывала, принадлежала ему. Но он не посмел напомнить об этом.
Семен Игнатьевич вынужден был обратиться к Алене. Он встретил ее на улице возле университета. Падал редкий пушистый снег. Снежинки лениво опускались на асфальт, превращаясь под ногами прохожих в грязную кашицу. Семен Игнатьевич печально глядел на бюст какого-то деятеля, украшавшего двор вуза. Небольшой пуфик из слипшихся снежинок образовался на носу деятеля, делая того похожим на клоуна. Но Семену Игнатьевичу было не до смеха.
– Алена,