Панголин. Армия свободы. Андрей Акулов
в уютном мире без желаний, чувств и тревог не получилось: резко проснулась жажда глотка воздуха. Она стремительно росла, росла, отодвигая безмятежность со скоростью лавины. И вот уже не в силах противиться желанию, Бальдор распрямился – что-то лопнуло, тело обдало прохладой. Во рту засел вязкий комок – сплюнул, откашлялся. В голове зашумело. Вдох! – в легкие попали остатки слизи – зашелся кашлем. Наконец продышавшись, он поднял непослушную руку и протер глаза – они показались огромными… и лицо: толстая грубая кожа, нос, как дыня, рот! – в него легко залазил кулак! Бальдор слегка прикусил ладонь – странное чувство. Проснулся голод. Внутренности прямо свело от мысли о еде. Следом пришла жажда. В горле словно прошла песчаная буря.
Серый свет, хоть и не был ярким, но резал глаза. Бальдор попытался встать – ноги не слушались. Ноги? Ноги?! Он посмотрел на четыре толстых конечности – четыре прочных шипастых лапы с крючками на концах. Между ними болталась тяжелая бронированная груша – его потроха. Бальдор прямо почувствовал спазмы желудка внутри этого мешка.
– Уууааа! – прохрипел он вставая.
Ноги разъехались – Бальдор упал, стукнувшись головой о стенку лаборатории – хлипкая конструкция сотряслась от могучего удара, затрещала; посыпалась пыль и сажа. Боли не было. Бальдор ухватился когтями за щели в полу, зацепился одной лапой за стенку и одним рывком встал, врезавшись головой в потолок – треск, пыль, сажа. Вместо боли – тупое раздражающее касание. Стены начинали давить, хотелось наружу – там что-то важное. Его влекло неуемное желание – знание, что там что-то есть. Оно прямо светилось в сознание неопределенной формой, но такой желанной и знакомой.
Бальдор перекинул цепкую лапу к двери – подтянул тело, встал. Он откуда-то знал, что надо убрать подпорку, чтобы открыть дверь. Удар! – толстый кол вылетел, и мир навалился, словно разноцветная волна из бескрайнего океана, погруженного в серую мутную дымку. Лапы утонули в песке. Поднимая пыль, Бальдор побежал к вольеру: туда вел четко различимый след, запах или, как ему показалось, даже вкус – все вместе сложилось в точное знание – еда! Бальдор слегка удивился новому восприятию, совершенно не обратив внимания на то, что зрение значительно ухудшилось, и за пределами обожженной поляны лес был окутан туманом.
В вольере шевелились шесть связанных тел: пять пахли одинаково и очень знакомо, будто когда-то они были одним целым с Бальдором, а одно – тоже знакомо, но сильно, едко, до спазмов в челюстях. Брызнула слюна, клацнули зубы – голод смел мысли. Бальдор сунул голову в крохотную дверцу вольера, затем протиснул плечи и, ухватив зубами мягкую остро пахнущую тушку, выволок наружу. Рассматривать, принюхиваться, пробовать, смаковать – все это не для первого блюда. Бальдор вцепился стальными челюстями в дрожащую плоть – потек теплый соус, захрустели кости, хрящи, заскрежетал песок, заскрипели веревки. Он рвал тело на части, помогая себе