Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья. Александр Горбунов
называли «Иваном Антоновичем», и Самаранч воспринимал свое имя в русской транскрипции с улыбкой.
Самаранчу не раз припоминали его фалангисгское прошлое, которое он никогда не скрывал, но забывали при этом упоминать о политической гибкости маркиза, реально оценивавшего динамику развития испанского общества. Гибкость эту очень точно характеризует эпизод, произошедший в 1977 году, когда он был назначен на пост посла в Советском Союзе. Об эпизоде этом не раз рассказывал сам президент МОК (полностью он приведен в книге тогдашнего пресс-атташе Олимпийского комитета СССР Александра Ратнера, бессменного переводчика Самаранча): «Буквально через несколько дней после моего приезда в Москву в столице СССР проходил крупный международный форум. В качестве гостей на нем присутствовала важная делегация испанских коммунистов во главе с Долорес Ибаррури и Сантьяго Каррильо. Я поехал в Кремлевский Дворец съездов, нашел их и сказал, что мне, как послу Испании, доставит большое удовольствие принять их у себя в резиденции. И они приехали. Тем самым мы как бы доказали, что политические проблемы в Испании – дело прошлого. Началась новая эра…»
Виталий Смирнов пришел на помощь Самаранчу в 1992 году, когда после распада Советского Союза олимпийская команда великой страны – основной тогда конкурент сборной США – могла вообще не приехать в Барселону. Для Самаранча, с огромным трудом добившегося проведения Игр в своем родном городе, отсутствие советской сборной могло стать двойным ударом. Во-первых, Барселона осталась бы без ожидавшегося несколько лет зрелища – противостояния советских и американских олимпийцев. Во-вторых, и это главное, резко упали бы доходы от спонсоров и рекламодателей, для которых спортивное сражение между СССР и США в годы холодной войны было исключительно лакомым телеблюдом. Смирнов все сделал для того, чтобы в Барселоне появилась сборная Союза независимых государств, которую на Играх воспринимали как советскую команду.
«Вынимай, депутат!»
Владимир Баркая, тбилисский «человек-гол», по-домашнему «дядя Сема». Сам он «дядю Сему» объясняет так: «Из-за носа. Он у меня с детства крючковатый. Рыбаки-греки в Гаграх, где я родился и вырос и во время войны потерял отчий дом, называли свои хранилища для сетей „симер“. А хранилища эти были похожи на мой нос. Отсюда и „Сема“ – приклеилось это ко мне раз и навсегда».
Баркая обожал, боготворил Льва Яшина. Они познакомились и подружились, когда московское «Динамо» приезжало на сборы в Гагры.
Разница в возрасте – Яшин старше – на дружеских отношениях не сказывалась. Потом Баркая забивал Яшину. Однажды забил в товарищеском матче. Яшина перед этим в Москве избрали депутатом горсовета. Баркая, среагировав на фланговую передачу партнера, подставил ногу, забил и пошел к центру поля, небрежно бросив на ходу: «Вынимай, депутат!» Вдруг слышит за своей спиной пыхтение и получает пинок под зад. И тут же оба – Яшин и Баркая – рассмеялись. И удивленные поначалу зрители, не понявшие, что произошло,