Анархист. Владлен Щербаков
на щеках модная щетина, губы вперед. И очки черные. Трудная судьба клоуна. Вальтер хмыкнул и спросил:
– Ты как насчет мечты заветной – не передумал?
– Нет. Уеду или в Китай или на Луну.
– В Китай реально из-за того, что там бабы низкорослые?
Вальтер не мог понять, шутил Махно или нет, когда рассказывал про планы на воле.
– У тебя уже яйца седые, на такую ерунду забить давно пора.
– Комплексы, Вальтер, комплексы. – Махновские глаза залучились морщинами. – Нравятся мне китаяшки. Хотя и в Таиланд можно свалить, буду белым Буддой – тайки кокосовое молоко в постель приносят, улыбаются.
– Ты азиатов не знаешь? Лыбятся, а сами прикидывают, куда заточку ткнуть, чтобы не сразу кони бросил, а чтобы от боли обосрался вначале. А я бы во Францию умотал.
– Какие проблемы?
– Подозреваю, такие же как у тебя.
– Комплексы?
– Во-во! Когда бабла своего нет, сразу комплексы, к психиатарам не ложись.
Старый вор тоже умел шутить. Во всяком случае, он так думал.
Махно улыбнулся.
– Насчет бабла, Вальтер, есть кое-какие мысли.
– Излагай.
– Прежде чем к серьезным делам перейдем, скажи, Гера по твоему приказу все исполнит? Сдается мне, не так он прост.
– Это верно, с виду не академик, но думает не задницей. Не сомневайся, что скажу, все сделает.
Через тридцать минут в дверь постучали.
– Готово, босс. – Гера положил на стол два новых мобильника и два конверта с сим-картами.
– Муха не сидела.
– Спасибо, Гера. – Махно повернулся к Вальтеру.– Я введу парня в курс дела?
– Давай.
– Присаживайся, Гера, помочь надо в одном деле…
Гера проводил гостя и вернулся.
Вальтер уловил в его глазах вопрос.
– Присядь Гера, я тебе один мемуар расскажу. Махновца за убийство мента приняли. Зарезал как свинью. Не за себя, за идею. Политику ему шили. Банду он типа собрал для переворота. Так вот, махновец на следствии ни одного слова не сказал. Вообще ни одного. Мусора на нем реально прыгали, половина кишок врачи из него вынули, как выжил не понятно. Это сейчас он как щепка, а тогда, говорят, накачанный был, что твой Рэмбо. Так вот, судят Махновца, а он молчит. Чем он там судей напугал, только догадываюсь, получил он свой пятнарик, но не сразу на зону попал. Определили его в снова в больничку, только в дурку. Укольчики, таблеточки. Махновец молчит, но овощем становиться не желает. Застращал санитаров, они стали его стороной обходить. Про то я слыхал от других страдальцев потом уже. Говорили, он гипнотизировал. Брехня! Хотя…Знаешь, взгляд у него и вправду иногда такой, – Вальтер пошевелил бровями, – не знаю, нечеловечий. Ладно, переводят, стало быть, Махновца на зону. Селят в мою хату. Он худой, в чем душа только держится. Заходит, как будто нас нет вообще. Я посмотрел, решил к столу пригласить. Он садится, я ему харч двигаю, мол, везде люди. А про него уже малява была: про мента, про пытки, что немой. Махновец хлеб пожевал, водой запил, говорит: «Спасибо». А это первое слово с момента