Триокала. Исторический роман. Александр Ахматов
части острова можно было пройти за ограждавшие его стены берегом ручья Аретусы. На обоих берегах ручья, друг против друга, стояли крепостные башни. Во время осады они надежно защищали это место со стороны моря.
Мемнону все здесь было хорошо знакомо. Отсюда он много раз пробирался в гостиницу Видацилия, где под видом богатого путешественника знакомился с людьми, занимавшимися морской торговлей, и выведывал у них нужные пиратам сведения о движении торговых судов и перевозимых на них товарах.
Он пошел по тропинке, тянувшейся вдоль правого берега ручья, стараясь не производить шума. По ночам вдоль крепостной стены по всему побережью Ортигии патрулировали солдаты городской стражи. Мемнон крадучись обошел южную башню и стал подниматься вверх по склону возвышенности, на которой была расположена гостиница.
Вскоре он добрался до знакомой ограды летней трапезной. Перелезть через ограду не составило для него труда. Очутившись в трапезной, Мемнон, осторожно ступая, двинулся вдоль ограды в сторону здания гостиницы.
Он был почти уверен, что Видацилий поселил Ювентину в сторожке у входа в трапезную. Сам он, время от времени посещая Сиракузы, несколько раз устраивался на ночлег в этой комнатке.
Видацилия и его слуг Мемнон не хотел будить. Ему хотелось увести Ювентину из «Аретусы» без шума и свидетелей.
Пройдя через трапезную, он вскоре очутился возле двери сторожки. Дверь оказалась не запертой и приоткрылась от легкого толчка.
В это время, выглянув из-за туч, ярко засияла луна. Чтобы свет от нее проник в комнату, Мемнон распахнул дверь настежь и сразу увидел девушку, спавшую на кровати в углу перед небольшим треножником.
С сильно бьющимся сердцем Мемнон вошел в комнату. Лежавший на полу толстый ковер скрадывал звуки его шагов, и он совершенно бесшумно приблизился к спящей.
С той минуты, когда Гиппий сообщил ему страшную весть о гибели Ювентины, образ ее преследовал его и днем и ночью. Все это время он носил мучительную боль в сердце, и уже на Крите дал самому себе клятву в вечной ненависти к римлянам, считая их кровными своими врагами, погубившими самое дорогое ему существо. Он мечтал о страшной мести, грезя мятежами рабов и кровавыми битвами их с римскими легионами.
Двадцать дней назад он со страстной убежденностью доказывал Требацию и членам конвента Новой Юнонии, что, оказав помощь сицилийским рабам-заговорщикам и подготовляемому ими восстанию, пираты свяжут руки Риму, который уже готовится к походу на Крит и Киликию. Он говорил, что восстание очень скоро охватит всю Сицилию благодаря «широко разветвленному заговору рабов от Сиракуз до Лилибея», хотя никакого заговора еще не было даже в зародыше. Но Мемнон на все был готов в своей жажде мести. Если бы он знал тогда, что Ювентина жива! Наверное, вел бы себя иначе. Уехал бы вместе с нею в Кидонию, и там прожили бы они вдвоем свой век тихо и незаметно, как советовал мудрый Эпикур. Увы! Теперь он связан был клятвой, принесенной им перед членами конвента, и должен был до конца дней верой