Сибирская сага. Афанасий Бейтон. Леонид Бляхер
надежда. Вон, знакомец его бывшего капитана устроился как-то. Может, и ему, поручику Альфреду фон Бейтону, улыбнется старуха Фортуна. Может, не все, что намечталось одинокими ночами в родительском доме, окажется пустым.
– Ладно. Только давай ты напишешь письмо. Если ответ будет положительный, то я поеду.
– Будешь ждать?
– Буду. Делать-то нечего.
Часть первая. РАДИ СЛАВЫ
Глава первая. Смоленск
По дороге, петлявшей по лесу между деревьями, неторопливо двигалось несколько телег, крытых рогожей, из-под которой выглядывали бердыши и дула пищалей, показывая совсем не мирный характер путешественников. Рядом с телегами вышагивали солдаты в серых суконных кафтанах, с тоской глядя на палящее июньское солнце в зените и с надеждой – на всадника, возглавлявшего этот невеселый караван. Всадник в сером кафтане из доброго сукна и легкой стальной кирасе, напротив, был собран, подтянут и с явным неодобрением бросал взгляды на унылые лица подчиненных. Тяжкий дух, идущий от болот, окружающих дорогу, жара и комары, облепляющие всякого идущего и едущего, не мешали всаднику. Точнее, он всем видом показывал, что на эти мелочи внимания не обращает. Следом за караваном пристроился еще один верховой, представлявший собой нечто среднее между бравым офицером и не вполне бравым подчиненным.
Это был молодой еще человек, явно не понаслышке знакомый с армейской жизнью. На потертом, но некогда богатом поясе висела шпага в столь же потертых ножнах. Круглый шлем, кабассет, которому полагалось бы венчать чело воина, болтался за спиной. Звали молодого человека Альфред. Его растерянный взгляд блуждал то по окрестным чахлым красотам, то по спинам своих попутчиков. Да уж. Все складывалось совсем не так, как ему представлялось, когда он отправлялся в путь.
…Ответ пришел очень быстро, меньше, чем через месяц. Альфреда ждали. Были готовы признать его звание «капитана и поручика», положить жалование, дать роту солдат. Жалование не очень, всего двадцать дукатов. Но выбирать-то не из чего. Полный радужных планов и вполне резонных опасений, юноша тронулся в путь. Взяв у бывшего капитана взаймы (вернет деньги с первой же оплаты), он прикупил оружия и теплой одежды, поскольку из рассказов бывалых путешественников знал о страшном московитском холоде.
Ехал как мог быстро. Дорогой старался хоть немного научиться понимать язык аборигенов. За неспокойную военную жизнь поручик узнал множество языков. В годы, проведенные в лагерях Ломбардии, Вестфалии, Шлезвига и Лотарингии, он научился языку датчан и шведов, освоил итальянский и польский. Сталкивала его судьба с турками и греками, маврами, испанцами и французами. Польский язык ему особенно помог, поскольку был схож с языком московитов. Постепенно смысл незнакомой речи становился все более понятным, хотя жизнь в стране, к столице которой он следовал, понятнее не становилась.
Поручик очень торопился, но приближался к цели, к несчастью, очень медленно – много медленнее, чем ему хотелось бы.