Странствия убийцы. Робин Хобб
фермеры Шести Герцогств, чья единственная вина в том, что их захватили пираты красных кораблей.
Я не считал, сколько «перекованных» убил. Они были отвратительны, это правда, но такое же отвращение я испытывал, когда видел сгнившую от гангрены ногу или собаку, настолько замученную чесоткой, что ее уже нельзя спасти. Убийство «перекованных» не имело ничего общего с ненавистью, наказанием или правосудием. Одна только смерть могла помочь им, и их следовало убить как можно быстрее, из милосердия к семьям, которые любили их. Эти же молодые люди говорили так, как будто из убийства собираются сделать что-то вроде спорта. Я уставился на клетку, меня тошнило.
Я снова медленно сел. На моем подносе еще оставалась еда, но аппетит пропал. Здравый смысл говорил мне, что следует хорошенько поесть, раз уж мне подвернулся такой случай. Мгновение я только смотрел на еду. Потом заставил себя взять новый кусок.
Когда я поднял глаза, то обнаружил, что те двое молодых людей уставились на меня. На мгновение я встретил их взгляды, потом вспомнил, кем должен быть, и быстро опустил глаза. По-видимому, моя внешность их очень позабавила, потому что они подошли, покачиваясь, и сели, один напротив меня, другой совсем рядом со мной. Он вовсю веселился, сморщив нос и прикрыв рот, к восторгу своего товарища. Я пожелал им обоим доброго вечера.
– Ну что ж, может, и тебе доброго вечера. Долгонько у тебя не было такой еды, а, нищий? – спросил тот, кто сидел напротив меня, здоровенный парень с льняными волосами и массой веснушек на лице.
– Это верно, и спасибо городскому голове за его щедрость, – сказал я кротко.
Мне хотелось побыстрее выпутаться из этой истории.
– Так. И что же привело тебя в Пом? – поинтересовался второй. Он был выше, чем его ленивый приятель, и более мускулист.
– Ищу работу. – Я посмотрел прямо ему в глаза. – Мне говорили, что в Тредфорде есть ярмарка наемных рабочих.
– А для какой работы ты годишься, нищий? Огородным пугалом? А может быть, ты выгоняешь крыс из жилья своим запахом? – Он поставил локоть на стол, слишком близко ко мне, а потом оперся на него, как бы желая показать мне узлы мышц на своей руке.
Я глубоко вздохнул, потом еще раз. Меня охватили ощущения, которых я давно не испытывал. Это была невидимая дрожь страха, и еще чувство, которое всегда приходило, когда мне бросали вызов. Я знал также, что время от времени эта дрожь предшествует припадку. Но кое-что поднималось во мне, давнее, почти забытое. Злоба. Нет, ярость. Бессмысленная жестокая ярость, которая давала мне силу отрубить топором руку человека или броситься на него и выдавливать из него жизнь, невзирая на бешеное сопротивление.
Я приветствовал ее появление почти что с трепетом. Что же вызвало эту ярость? Воспоминания о друзьях, которые потеряны навсегда? Сцены битвы, которые так часто являлись мне в снах Силы в последнее время? Это не имело значения. Я чувствовал тяжесть меча у бедра, сомневался, что эти болваны знают о нем или догадываются, как хорошо я умею с ним обращаться. Они, скорее