Мяч, пробитый им, и теперь летит над землей. Древо памяти Валентина Бубукина. Отсутствует
04.07.2014.
– Бубукин-игрок рано закончил карьеру?
– Конечно! Как-то прочитал: Бубукин рано ушел из футбола потому, что кричали: «Лысый, давай, играй!» и, мол, это давило на психику. Я с этим выводом согласен!
– Бубукин, рано потеряв волосы, выделялся не только негустой шевелюрой, но и особой пластикой.
– В Бубукина-футболиста я влюбился и потому, что он, начав играть за «Локомотив», уже был лысый. Правда, сам за «железнодорожников» не болел, но всегда следил за их лысым «лосем», который пёр и которого мало кто мог остановить.
– Когда он появился в большом футболе, сразу стал заметен. И внешне, и по пластике, а еще заряжал энергией партнеров по команде и зрителей на трибунах, всегда и сразу электризовал игру.
– «Внешне» имеете в виду то, что Бубукин очень рано облысел?
– Да, конечно. Драйвовое поведение с ним не ассоциировалось. Он, напомню, был само движение.
«…В дачной местности, где я живу, годы и годы каждый уик-энд ознаменовывался футболом на поляне. И у нас был свой «Бубукин» – я очень долго даже не знал его настоящего имени: «Бубукин» и «Бубукин». Играл он, кстати, хорошо – и напоминал оригинал не только прической, но и неуемной энергозатратой.
Самое смешное, что под фамилией «Бубукин» (с добавлением, правда, что по профессии дачный «Бубукин» – инженер) наш переделкинский сосед в итоге вошел в историю. Поэт Евгений Евтушенко тоже участвовал в матчах на поляне – и придал, что свойственно ему, масштаб этим скромным соревнованиям, пригласив в одно из воскресений к себе Хомича и Сальникова. Благодаря чему местный «Бубукин» получил шанс выступить вместе со звездами. Но партнерством с классиками футбола и литературы дело не ограничилось. В 1991-м, в день противостояния у Белого дома, Евтушенко во время утренней пробежки встретил «Бубукина»…»
«…Какой реформатор в России не становился или жертвой своих реформ, или… или их палачом. Так размышлял я на пробежке в переделкинском утреннем лесу, перепрыгивая мощные жилы корней, проступающие на тропинке, и вдруг увидел в зеленом тоннеле просеки бегущую ко мне навстречу фигурку в красной выцветшей майке, в шортах, потерявших цвет, из под которых торчали обутые в кеды, просящие каши, резко и деловито работающие ноги с футбольными – негромоздкими, но впечатляющими мускулами, покрытыми золотой шерстью, как елочной канителью. Вокруг головы распространялось некое мерцание, как на картинке из дореволюционной рождественской «Нивы». По мере приближения я определил, что мерцание располагалось не вокруг головы, а на самой голове и, следовательно, к разновидности ореолов не принадлежало. Это была красноватая, полированная лысина, на которую природа швырнула полную горсть веснушек, окружив их, как золотым венчиком, остатками когда-то пышных кудрей.
Такая лысина во всем Переделкино была только одна