Поклонение Луне (сборник). Елена Крюкова
их много являлось здесь, на Дальнем Востоке, и до революции, и в гражданскую, и в Отечественную войну; а кто говорил – на француженку она похожа, ну да, кудрявая, легкомысленно хохочет, бойким задиком перед мужиками вертит. «Бабочка ты капустница! – вздыхала мать. – Я не хочу своей судьбы для тебя, ну пойми ты!»
Когда Елена, после первой ресторанной ночи, принесла мамке и высыпала ей в подол японского, с золотым драконом на спине, штопаного шелкового халата пригоршню денег – рублей и долларов вперемешку, – мать прижала обе руки к щекам и так сидела, сидела. А Елена отвернулась, скинула с себя короткое блесткое, как рыбья чешуя, платье, такое короткое, что не только ноги, а вся писька на виду, и пошла в ванную – душ принимать, мыться, отмываться.
Она стояла в душе долго. Так долго, что потеряла время и себя в нем.
Водила руками по мокрым кудрям; выдыхала с шумом воздух; слушала, как вода нежно, любовно течет по ней, будто руки мужчины гладят ее; улыбалась чему-то с закрытыми глазами. Открыла глаза. Из зеркала над ванной на нее глядела невероятно, неистово красивая молодуха, и зубы чуть поблескивали под вздернутой, набухшей, как переспелая ягода, губой.
Той ночью Елена сняла в ресторане жуткого богатея, заправилу всеми дальневосточными рыбными хозяйствами. Заправила накормил ее до икоты красной икрой, заказывал дорогущие марочные вина, дегустировал их вместе с хохочущей Еленой – и так оставлял початые бутылки на столе, и требовал еще, еще, иных заморских вин, французских, испанских, аргентинских, – уставил стол крабовым мясом, блюдами с гроздьями винограда «кардинал», а у него ягоды такие большие, размером с китайское яблочко, – «а какой у вас размер?» – игриво и нагло, беспардонно хохотала Елена заправиле в сытую рожу, а он не терялся, взмахивал лапищей над столом, дирижер своей сытой жизни: «В самый раз!» – и они, даже не отведав и половины заказанных яств, встали из-за стола, снялись, как перелетные птицы, и вышли из зеркальных, стеклянных дверей, и им в спину подобострастно кланялись халдеи и вышибалы: «О, хозяин идет!.. Глянь, какую классную козочку подцепил!..» – и она разделась перед ним прямо в его машине, до гостиницы оба не дотерпели.
Так Елена стала ресторанной девочкой. Стала – профессионалкой.
Она направлялась обычно в самые дорогие, в безумно дорогие рестораны Хабаровска, что живо выросли на развалинах рухнувшей страны, как красивые ядовитые грибы: двигала туда не одна, одной всегда плохо, слишком скромно, слишком жалко как-то, сразу видно, издали, что – девчонка прибыла на охоту, и ружье на взводе, и высматривает из засады дичь, а дичь-то умная, дичь этого не любит, когда – все сразу ясно. Она шла в ресторан в компании, и компанию ей составляли ее подружки. Подружки – две, три, четыре, бывала и одна, когда как получалось, – все были хороши как на подбор, все одевались одинаково – обнажали ноги, ноги должны быть всегда на виду, ноги, глаза и губы – главное оружие умелой шлюхи, – но Елена была одета наглей, чем все, и ноги были у нее