Посылка для Анны. Миранда Дикинсон
в сиденье, ожидая. И, конечно же, дождалась – молодая актриса шагнула вперед, а ее коллеги отступили подальше от луча софита.
– Тебе шестнадцать, скоро будет и семнадцать…
Анна напряглась при первых же звуках. Когда-то эту песню она распевала почти все лето. Окрыленная тем, что получила роль Лизль в постановке «Звуков музыки» драматического театра Полперро, она репетировала свою роль на обрывах над гаванью, радуя чаек и ласточек, круживших в прибрежном воздухе, своими вокальными экспериментами. Как и персонажу, которого она готовилась сыграть, Анне скоро должно было исполниться семнадцать, ее ждал колледж, а затем давно задуманный побег из Корнуолла – цель, сияющая впереди так же ярко, как солнце, танцующее под ней на волнах. Это было ее последнее лето в строгих границах деревни, где на каждый аспект ее жизни был направлен излишне яркий свет местных софитов. Но, как только Анна запела на сцене, с другой стороны зала раздался не предусмотренный сценарием шум…
– Не любишь мюзиклы? – прошептал Бен, пробудив Анну от воспоминаний.
– Только этот, – ответила она, не успев придумать лучшего ответа.
– И чем перед тобой провинились «Звуки музыки»?
– Ничем. Просто я его не люблю. – Анна вымученно улыбнулась.
Бену ни к чему знать причину, по которой у нее внутри все скручивалось тугими узлами, когда звучала песня Лизль.
– Нацисты и монашки – не самое блестящее зрелище, – пошутил он, не замечая дискомфорта Анны. – Когда я был подростком, я признавал только одну крайность, пытался быть альфа-самцом… Анна, это была шутка.
– Я знаю. Прости. Я сегодня немного торможу.
– Поздно легла?
– Не смогла заснуть.
Если Бен и не поверил, то ничем этого не показал.
– Наверное, от радости, что работаешь со мной.
– Наверное.
Она почувствовала, что расслабляется, когда песня закончилась и актеры в полном составе вышли, чтобы исполнить восхитительную версию «Эдельвейса». И все же ощущение несправедливости не покидало ее, пока они пели: воспоминание об украденном у самой Анны моменте славы и о напыщенной, пропитанной алкоголем проповеди, которую ее мать начала читать «залу, полному ханжей», заглушая песню Анны. Застыв на месте, она вынуждена была смотреть в полные жалости глаза соседей, слушать их приглушенные комментарии вместе с пьяными воплями матери, эхом отражавшимися от стен зала…
Вернувшись на безопасную Тоттенхэм-Корт-роуд, куда они вышли из театра, Анна поняла, что Бен внимательно за ней наблюдает.
– Было интересно, – радостно сказала она, стараясь его отвлечь. – Мне понравился Руфус.
– Он тот еще персонаж, это точно. Но я обещаю держаться подальше от историй вест-эндских театров до конца твоего ворк-шедоуинга, хорошо?
– Договорились. Куда теперь?
Бен улыбнулся:
– На запрещенный ланч в рабочее время. Значительный плюс моей работы.
Случившееся в театре «Доминион» потрясло Анну до глубины души, но по мере того,