Последний взгляд Марены. Елизавета Дворецкая
руками, на одну из которых они недавно все по очереди лазили. Распущенные волосы кудрявились зеленой листвой, улыбающееся лицо сияло, словно солнце… Но туда Младине смотреть было тяжело: лик солнечной женщины слепил ее, вызывал почему-то досаду, неприязнь, обиду… Само это сияние толкало ее прочь от березы, так что она уже нарочно старалась завесить глаза листвой венка и не смотреть… ни в коем случае нельзя встречаться взглядом с той, что в березе, иначе она узнает… Что «узнает», чего солнечной женщине нельзя знать, Младина не понимала сама, но с трудом сдерживала желание вырвать руки из ладоней подруг и убежать, спрятаться где-нибудь за кустами…
Наконец венки были розданы, и Веснояра пригласила всех к угощению. Лицо ее горело, в глазах блестела досада, и на лице ее Младина заметила несколько свежих царапин. Некоторые из девушек тоже потирали щеки – видать, и им досталось от недоброй березы. Но почему? Что такое? Чем сежанские невесты в этом году не угодили вилам?
Правда, их старались задобрить: к подножию ствола возложили все принесенные припасы, лепешки, пироги, яичницу. Веснояра позвала угощаться русалок, потом каждой девушке выделила часть угощения, и все принялись за еду.
Младина постаралась устроиться как могла дальше от березы, прячась за спинами других девушек. Ее не покидало чувство, словно глаза солнечной женщины следят за ней с каждого блика на листве, с каждого луча, пронизывающего рощу. Но и теперь она продолжала видеть белые фигуры: стройные девы с распущенными волосами, достающими до земли, неслышно скользили между сидящими на траве живыми девушками, пересмеивались, перебрасывали друг другу венки, дергали сидящих за косы. Больно, судя по тому, что то одна, то другая вскрикивала и принималась вертеть головой, пытаясь понять, кто ее обидел. Две или три даже заспорили, одна толкнула другую, вон Кудряшка дернула за косу Лисену – как думала, в отместку.
Младина замерла и вдруг поймала взгляд вилы. На лице той отразился испуг, потом она почтительно поклонилась и метнулась в сторону, пропала, спряталась в березовый ствол.
А проследив глазами за ее бегством, Младина увидела еще несколько белых фигур. Четыре русалки стояли поодаль, в тени кустов, поникшие, грустные, будто не смели выйти на солнце, принять участие в общем пиршестве. А когда одна из них повернулась, Младина ахнула: шея и грудь белой девы залиты чем-то черным.
И она сразу поняла – это кровь.
Все четыре обернулись и уставились на Младину. Ее пробрала дрожь: в глазах их горели сизые огоньки, и весь их мертвенный вид был так неуместен на этой светлой, радостной поляне, что тень куста казалась границей, отделяющей мир смерти, из которого духи завистливо заглядывают в жизнь. Младина сразу поняла: они мертвы, – хотя раньше не задумывалась, могут ли умереть русалки. Видя, что она смотрит на них, они заволновались, заколебались, желая приблизиться и не смея. Вот одна с бессловесной мольбой протянула к Младине руки. Они не могли выйти из тени, показаться на поляне, где сияет, не видимое для смертных, лицо солнечной женщины.
Тогда