Аллегро. Владислав Вишневский
сейчас куда-то посылают, а так, вообще…
– Есть! – пряча усмешку, стрельнув при этом глазами по сторонами, держитесь, мол, ребята, я всё сделал, капитан привычно махнул рукой к фуражке, повернулся и вышел.
– Ну чего стоим?!.. – аж подпрыгнув, вновь заводясь, взревел подполковник. – Бег-гом все на плац, в-вашу мать! А с вами я потом разберусь… – кулаком пригрозил группе нарушителей. – После… Р-разгиль-дяи!
Музыканты этого уже не слышали, они гремели сапогами по коридору.
Последним на плац вкатился конечно же дирижёр, будто его только одного и ждали.
Заступающий на дежурство офицер, начальник финансовой службы полка полковник Старыгин, тучный, пожилой, сложив руки за спину, скучающей походкой одиноко прогуливался в центре плаца, туда-сюда, сюда-туда, и обратно. Словно неприкаянный, ровно тебе маятник. Но маятник не бодрый, а явно укоризненный: на лицо нарушение армейской дисциплины, как-никак… И мысли у товарища полковника соответствующие, и маска на лице, и фигура вопросительно-восклицательным знаком… Весь остальной состав нового наряда – рядовые, сержанты, прапорщики, младшие офицеры – переминаясь с ноги на ногу, стояли в строю, тоже скучали. Ну сколько ещё стоять, а, молча переглядывались. В общем-то, какая им разница, спит ли, стоит ли солдат – служба идёт… Стоят пока, дремлют… Ну, наконец-то, завидев сыплющихся на плац – как ошпаренных! – музыкантов, в строю криво усмехнулись, ожили. И начфин перестал вышагивать, остановился. Склонив голову набок, терпеливо ждал… Пропустив музыкантов, будто не заметив, с интересом глядел на торопливо приближающегося вспотевшего дирижёра, ловя его виноватый взгляд, демонстративно качал головой, выразительно постукивал пальцами по своим наручным часам… Опаздываете, мол, товарищ «начальник», ожидать заставляете командование, понимаешь… Забылись, кто здесь кто! Нехорошо… Напомним! Наказать вас придётся, товарищ подполковник… Доложу командиру. Придётся!..
Помдеж, тот самый капитан из роты связи, явно с сожалением гася на лице ухмылку, отбрасывая её, как недокуренную «вкусную» сигарету, резко вскричал, встряхивая разомлевший строй:
– Наря-ад, р-равняйсь… Смир-рно!
Дирижёр, подполковник Запорожец, с красным ещё от негативных чувств лицом, ладонями вперёд, глядя за спину, поднял перед оркестром руки…
– Р-равнение на ср-редину! – скомандовал помдеж, лихо развернулся вокруг себя, и подтянутый и красивый, зашагал на встречу заступающему в наряд старшему офицеру… Не просто зашагал, под звуки марша. Тут никогда промашки не было. Оркестр всегда вступал вовремя. Дирижёр, хоть и спиной иной раз стоял, но отмашку давал вовремя.
«Встречный марш» победно гремел над плацем. Гордо выгибал воинскую грудь. Поднимал подбородки, восторженно отражаясь в глазах, солдатских душах, и всех тех, кто, пусть и издали, слышал сейчас эти звуки. Музыка звучит, – слышите? Военная музыка. Наша…
До вечера Гейл ходила как в тумане. Боролась с желанием лечь спать. Мадлен, отвлекая, протащила её по всем кабинетам посольства.