Веселые истории про Антона Ильича (сборник). Сергей и Дина Волсини
длинным коридором, откуда он только что вышел: на ней была изображена большая цифра «три», обозначавшая третий этаж, и надпись крупными буквами «Отделение Психиатрии».
Сладкий ноябрь
Ноябрь встречал Москву холодным ветром, порывистым и пронизывающим, срывающим с деревьев дрожащее золото листвы – последнее напоминание о стремительно уходящей осени.
Березы сиротливо жались друг к другу и трепетали на ветру тонкими, бесцеремонно оголенными ветвями. Бледное и почти уже не согревающее солнце изредка появлялось из-за туч и тотчас снова исчезало. Дни стали короткими, едва не в четыре часа по полудни начинало смеркаться.
Пришла пора, когда буйство осенних красок уже совсем отошло, а снежная белизна зимы еще не настала, и потому все вокруг – и деревья, и улицы, и дома, и люди – казалось, потемнели, потускнели, съежились под колючим ветром и притихли в ожидании больших холодов.
В квартире № 36, в доме на N-ской набережной Москва-реки, напротив, было жарко и до невозможности хорошо.
В просторной, с высокими потолками гостиной негромко играла музыка. Узкие, длинные свечи, расставленные повсюду, горели одинаково ровно. Разлитое в бокалы вино густо-красного цвета благоухало; ароматы лугов и виноградных долин, перемешиваясь с теплом горящих свечей, разливались по комнате душистым жаром.
В глубоких креслах друг напротив друга сидели двое.
Барышня в элегантном серебристом платье чуть ниже колен была здесь, несомненно, гостьей. Она сидела с прямой спиной, слегка подавшись вперед и не выпуская из рук свой бокал. Несмотря на улыбку, то и дело переходящую в короткий дразнящий смех, и поза ее и жесты выдавали некоторое напряжение и скованность.
Ее кавалер чувствовал себя, по всей видимости, куда более непринужденно: он расположился, свободно откинувшись в кресле, и голос его журчал низко и спокойно.
С лица не сходила благожелательная улыбка, в стеклах очков в золотистой оправе играло пламя свечей, придавая взгляду живость и озорство. Все происходящее определенно доставляло ему удовольствие, и он не пытался этого скрыть.
За окнами скоро окончательно стемнело, с улицы доносились гудки автомобилей да порывы ветра, – и тем уютнее чувствовали себя двое в компании друг друга.
Непогода сближала.
Беседа шла своим чередом, все чаще теперь прерываясь долгими выразительными взглядами, говорящими лучше всяких слов…
Дверной звонок раздался неожиданно и совершенно не вовремя.
Оба, занятые друг другом, не сразу поняли, что произошло, лишь подняли глаза и посмотрели друг на друга в недоумении.
Звонок повторился, на сей раз громче и настойчивее. Однако хозяин дома по-прежнему не спешил к дверям, оставаясь сидеть неподвижно. Тогда гостья мягко произнесла:
– Антон Ильич, в дверь звонят.
Антон Ильич, вероятно, и сам это понял, потому как лицо его омрачилось и напряглось, от былой умиротворенности не осталось и следа, было ясно, что он лихорадочно соображал, как ему