Год Быка. Александр Омельянюк
флаге, о комсомоле, о серпе и молоте, о БАМе, о космонавтах, и так далее, как, например, Иосиф Кобзон, не подстраивается под кого-либо, он всегда искренен со своими слушателями.
А на вопрос доброжелательных коллег, почему бы Жану не написать несколько бодрых песенок о комсомоле, и спать спокойно, жить так лет десять до новых песенок, он также спокойно отвечал:
– «А я был бы тогда сам себе противен! Я не могу и не хочу себя заставлять делать то, что мне противно!».
Когда в 1968 году Жан Татлян пять раз пересдавал свою программу худсовету, то некоторые его члены даже повесили ярлык «абстрактный гуманизм» на песню «Воздушные замки».
А песни «Осенние следы» и «Осенний свет» не понравились худсовету в его исполнении, так как критики считали, что для молодого парня это неприемлемо, ибо в них была сплошная грусть, и не было оптимизма.
Но Жан всегда был оптимистом, его всё в жизни радовало, и даже в относительно плохом он всегда находил хорошее. Поэтому на это Жан ответил своим критикам, что эти его песни не грустные, а лирические и романтичные, чем вызвал отеческую улыбку у некоторых членов худсовета, и, в конечном счёте, снисхождение к его программе.
Многие были готовы голосовать против, так как их смущала его биография, и то, что происхождением Татлян из семьи репатриантов, по сути, сам репатриант.
К тому же он был первым человеком на эстраде, который не пел песен советских композиторов, а пел только песни собственного сочинения.
Они спрашивали Жана, а почему он не хочет петь песни известных советских композиторов?
Тот отвечал, что сам пишет песни, приводя в пример французских шансонье.
Однако те возражали:
– «А мы не во Франции! Мы в Советском Союзе! Да Вы космополит, Жан Арутюнович!».
Фактически назвав Жана «врагом народа», они всё же пошли на компромисс, разрешив ему в одном отделении петь свои песни, а во втором – песни некоторых советских композиторов.
Но упрямый армянин сопротивлялся, задавая всем принципиальный вопрос:
– «Ну почему я не могу петь свои песни, если они все нравятся народу?».
Но тут вмешался его руководитель Г.М. Коркин, который настоял:
– «Жан, выпусти пар! На твои концерты в Театре Эстрады в Ленинграде на два месяца вперёд все билеты проданы, а у тебя программа ещё не утверждена!».
Очень уважая руководителя «Ленконцерта» Георгия Михайловича Коркина, Жан вынужден был согласиться.
И тогда он взял в свой репертуар в то время популярную испанскую песню «О кумба-кумба-кумбачеро», ранее исполнявшуюся Жаком Дуваляном, назвав её в программе песней кубинских революционеров.
Но зато другие песни Жана Татляна звучали не только из всех окон домов, но и со всех танцплощадок, Домов культуры и ресторанов.
Ведь Жан Татлян был самым романтичным певцом советской эстрады с 60-х до начала 70-х годов.
Запоминающаяся внешность, неприкосновенный и проникновенный голос, сценическая непринуждённость, лишённая малейшего намёка на развязность – было от