Новый век начался с понедельника. Александр Омельянюк
также подборкой заказов биодобавок и наклейкой этикеток на банки.
Так и работал Платон с нею бок обок, стараясь не надрывать разбитое сердце пожилой женщины разговорами о своих многочисленных детях, особенно об их успехах.
Лишь только наличие у коллеги существенных проблем в воспитании детей, во взаимоотношениях с ними и их матерями немного успокаивало Марфу Ивановну.
Словно разливая лечебный бальзам на её израненную душу, эта информация устраивала её, успокаивая сердце несостоявшейся бабушки отсутствием оных проблем у неё самой.
Год завершался спокойно, размеренно и плодотворно. Година лихолетья, видимо, всё-таки миновала.
Платон несколько успокоился. Ему удалось даже внести свой заметный вклад в трудовые успехи коллектива.
Так он предложил прекратить перегружать к себе на склад от производителя множество коробок с маслом, а перевозить их непосредственно потребителю, предварительно с ними согласовав поставку.
Это дало возможность значительно сэкономить время, силы и средства.
Стремление Платона постоянно всё максимально оптимизировать, делать всё с учётом интересов всех, участвующих в деле людей, – периодически приводило его в жизни к «патовому» положению в общении с не имеющими достаточного кругозора и ума, но на практике «хитренькими» выходцами из не лучших слоёв крестьянства.
Чаще «хитрый русский мужик», реже «хитроватая русская баба», углядывали в некоторых действиях Платона какой-то хитрый, но только ими понятый и разгаданный скрытый смысл, якобы ведущий того к его односторонней выгоде.
В такие моменты они не понимали, да и не могли понять, его действий, ища в них какой-либо подвох.
При этом они своими хитрожопыми улыбочками указывали Платону на их, якобы, прозорливость и всезнание.
Они словно молча говорили ему: нас, мол, не… обманешь!
Если же они никак не могли понять «ходы» Платона, то из-за опаски быть им обманутыми, чего они панически и даже исторически боялись, они никак не реагировали на его действия, предложения, просьбы, беря, как бы, временную паузу, желая в этом рисковом деле сначала пропустить кого-нибудь вперёд себя, чтобы, в случае чего, тот бы первым, и возможно единственным, обжёгся бы на Платоне, на его постоянных, мало и не сразу понятных идеях и предложениях.
Они, как будто бы, всегда ждали от него какого-то подвоха, словно как… от умного и хитрого еврея, корыстно использующего других и делающего всё только себе на пользу. Из-за этого некоторые даже считали его евреем.
Но Платон таковым не был. Его всегда в таких случаях разбирал смех, в итоге приводящий к различным ответным действиям с его стороны.
Или он прекращал давить на этих людей своим интеллектом, давая им возможность успокоиться, по своему скудоумию всё додумать, и принять-таки его сторону. Или же он начинал просто издеваться над ними, особенно, если это был не первый случай, «подливая масла в огонь», давая всё больше информации, вызывающей у них всё больше